Тайное имя — ЙХВХ - [74]

Так описывала пленение Арона турецкая пресса. Сарра узнала об этом из хайфской «Ди Цайтунг», которую спешно прислал ей человек-невидимка по имени Рафаэль Абулафия.

«Что делать и что это значило?» Она терялась в догадках. Давшая имя НИЛИ и тем сотворившая НИЛИ, Сарра не предполагала, что у нее самой могла быть ограниченная «степень допуска», как у Мойше Неймана или даже Лишанского, ветерана антитурецкого подполья с пылкой претензией на первые роли.

Авшалом — Сарре: «А ты не думаешь, что Арон что-то скрыл от тебя? Я помню, как было с твоим Алексом». — «„Моим…“ — решительно, после паузы: — Да, моим. Нет, Авшалом, нет. Со мной он бы так не поступил никогда».

Но в подполье не бывает «никогда». Там вечный Судный день, который освобождает от всех клятв. Заела пластинка «Кол нидрей», напетая Саббатаем Цви (см.). Готовность жертвовать собой macht frei — освобождает. Как и беспрекословное подчинение — macht frei. Этим жизнь подпольщика и заманчива — подпольщика, разведчика. Тайны не имеют срока давности. Мы никогда не узнаем, что говорил Аронсон Вейцману (последний включит его в состав делегации на переговорах в Версале). Жил ли Аронсон у Вейцмана? По утрам они с Жаботинским спускаются к завтраку, кошер в общих чертах, слово о полку…

Среди тех, с кем Аронсон встречался в Лондоне, вполне мог быть сэр Герберт Самюэль, правоверный еврей, будущий верховный комиссар Палестины. Арону было перед кем рисовать картины грандиозной стройки на Храмовой горе.

^{Рембрандт. «Евангелист Матфей»}

Помните евангелиста с пером в руке — кисти Рембрандта? А помните, позади ангел с лицом Титуса, сына художника? И ангел что-то нашептывает евангелисту. Не тот ли самый ангел, только с лицом Арона, стоял за спиной лорда Бальфура, когда его перо начертало беспримерные слова: «Правительство Его Величества выступает за создание в Палестине национального убежища для еврейского народа и приложит все усилия для достижения этой цели».

Кто кого перехитрит

…Но это мы, творец своего космоса, в центре всех событий сразу. Другие — нет. Это мы, как Дух над водами, — теми, из которых выйдет британский связной, и теми, в которых был «пленен» глава НИЛИ (говорим же мы «глава Мосада»). Меньше всего в Дамаске могли предположить инсценировку, ее скорее могли предположить в Атлите, куда Сарра перебралась, поручив повседневную заботу об отце и уход за домом супружеской чете из Бурджи. Но и Сарра ничего не понимала. Вот так, не предупредив? Или решение было спонтанным? Или попал под дружественный огонь? (Знала б она, что побег Арона стал «тайной внутри тайны» под влиянием услышанного от Франца К. из австрийской военной миссии.)

Чтобы сложившееся при Ароне единоначалие не превратилось в заседание поселкового совета где-нибудь в Афуле или Метуле[126], Сарра переместилась на верхнюю ступеньку, которую, как и Арон до нее, ни с кем делить не собиралась. Да и не с кем.

Арон… Всего лишь местоблюститель наш Арон. Не ему назначено быть Судьей Израилевым, зиждителем возводимого втайне от турок Храма. Но Сарре! Сарре-пророчице! Она — распорядительница работ. И никто, никакой Ёсик Лишанский, не оспорит ее право на руководство НИЛИ. Ее — нет. Но не Авшалома. Быть у Арона Аронсона шестеркой (не побоимся этого слова) совсем не то же, что быть в любовниках у Сарры Аронсон и руководить НИЛИ из одной с нею постели.

И снова как прежде. Ночь за ночью, неделю за неделей на экспериментальной ферме ждали появления корабля-призрака. Но лишь тоскливо чернеет средневековая руина да лунная дорожка подернута рябью. Воображение воспалено. Если и дальше уподоблять Сарру корове Рыжухе, то вымя ее набухло от скопившейся информации.

А информантов все больше. Вот и Московичи среди них. И Това Гильберг, Эйндорская волшебница. Ее кооптировала Сарра, мысленно споря с Ароном. А Московичи — кандидатура Лишанского. Лишанский, как и Алекс, терпеть не мог Авшалома, но ничего не имел против Московичи. Нааман — отчаянный. Пусть румыны сами выясняют свои отношения. У него в Ришоне «винное депо „Chez Baron“» с дегустационными столиками. Московичи рассказывал Лишанскому: офицеры напиваются, а он у них в собутыльниках.

— Ящик гран шампань против бутылки латрунского[127]: Четвертая армия еще постарается оправдать свое название. («Армия освобождения Египта» — так она называлась.) Они двинутся через Рафиах.

— Если ты об этом знаешь, британцы и подавно знают.

— От кого? Я им об этом не докладывал.

Лишанский теребил усы. На кончике языка вертелся вопрос: «А доложил бы?» Но Московичи его опередил:

— Послушай, у тебя бедуины, у меня сведения. Не хочешь наладить связь?

— Ты что, ку-ку? Бедуин — первый, кто тебя продаст.

— Тебе виднее, — Московичи был задет этим «ку-ку». — Расскажи, как твой «Щит» поживает?

— Так же, как и твой «Гидеон», — отрезал Лишанский.

«Щит» (или «Маген») — еще одна вооруженная охрана, в которой Лишанский успел поучаствовать. Со вступлением Турции в войну поселенческие милиции были разоружены.

— «Гидеон» — мой? Шалишь, парень. Я с Аронсонами ничего общего не имею, заруби это на носу… — Московичи ко всему еще порядочно выпил. — Я при всех чуть по морде не съездил твоему Алексу. Спроси у Сарры, у его сестры, она рядом стояла. Он тв