Тайное имя — ЙХВХ - [6]
— В особенности те из них, кто высадился сейчас на мысе Хеллес[16], — возразил Карассо. — Известно ли Хаиму-ага, что в меджлисе раздаются совсем другие голоса: «На евреев полагаться нельзя, когда речь идет о Палестине».
Но вот им уже завладела обладательница золотого парчового платья и такой же маленькой шапочки — тахьи, из-под которой кольчугой спускалось монисто до самых бровей. Это была супруга личного врача хахам-баши[17]. Сам лейб-медик (хаким-баши) предпочел депутату гусиную печенку — нетленный страсбургский пирог с пометкой «кошер ле-мехадрин», дар страсбургских единоверцев.
— Рассказывают, что Абдул-Хамид носил на пальце перстень с миндальным ядом, но эфенди удержал его руку в своей, — произнесла лейб-докторша.
Единственный глаз Карассо вспыхнул снова, да как еще! Казалось, пустая глазница, скрывавшаяся под глухой черной «подвязкой», уступила ему свой пламень.
— Последний хозяин Топкапы не обладал решимостью своих предков и никогда не отважился бы принять яд, как никогда бы не отважился сделать окончательный выбор в пользу кайзера, — эфенди повысил голос, хотя и продолжал обращаться к супруге доктора: — Зулейха-ханым ведь понимает, что ни в Германии, ни в Дунайской монархии немыслимо то, что происходит в республиканских странах: подвергнуть аутодафе офицера лишь на том основании, что он еврей. Не говоря об избиениях наших братьев с ведома и благословения царя. Единственное русское слово со времен Хмельничины, которое обогатило другие языки, это «погром». Тем удивительней, — еврейский депутат уже криком кричал, чтоб вся зала слышала, ТЕМ УДИВИТЕЛЬНЕЙ, ХАНЫМАНАР BE ЭФЕНДЕЛЕР, ЧТО НАШИ ГОНИМЫЕ БРАТЬЯ, ПО МИЛОСТИ ВЫСОКИХ ВРАТ НАШЕДШИЕ УБЕЖИЩЕ ОТ КАЗАЧЬИХ ПИК НА ЗЕМЛЕ ОСМАНОВ, ВМЕСТО ЗАКОННОЙ БЛАГОДАРНОСТИ, ИЩУТ СПОСОБЫ ЗАВЛАДЕТЬ ЭТОЙ ЗЕМЛЕЙ, ВСТУПАЯ В ПРЕСТУПНЫЙ СГОВОР С АНГЛИЧАНАМИ.
Сарра кипела. Давление в паровом котле давно превысило допустимые двенадцать атмосфер. Как только вышли на улицу, раздался взрыв. Это Сарра запела «God safe the King». Хаим был доставлен домой с ожогами первой степени. Еще чудо, что она не сделала это при всем честном народе, если так можно назвать разодетый в пух и прах еврейский бомонд Стамбула.
Но улица принадлежит всем, можно было себя больше не сдерживать и взрываться в свое удовольствие. Эрец Исраэль — одно из имен Бога в числе других, не менее ослепительных, таких как Зихрон-Яков или подопытная станция в Атлите. Да хоть Цви (йу-ху!), несущийся во весь опор одним из своих аллюров. (Узнал бы он Сарру? Вспомнил бы?) Бог Авраама, Исаака, Иакова, Аронсонов сокрушит Оттоманское царство, как сокрушал такие же царства прежде. На Высоких Вратах Топкапы читается: «Тэкел, мэнэ, фарес». И то же, написанное скорописью, на дверях «Ор Ахаим», куда они ходили. И то же самое выгравировано на памятной табличке в вестибюле еврейского гимнасия в Бейоглы.
— И ты называешь себя Маккавеем? Маккавеи с турками воюют, а не засыпают их изъявлениями преданности. И не снабжают их армию — которой все равно ничего не поможет. Я была готова выцарапать ему и второй глаз, когда он заговорил о лжемессии.
— Лжемессию в Константинополе не скоро забудут.
— Не смей так называть Шаббтая Цви, потому что я его жена Сарра.
При этих словах Хаима пробрал по спине холод. Так она сумасшедшая? Он связал свою судьбу с сумасшедшей, сам охваченный в тот миг помешательством — как охвачены были им константинопольские евреи, кричавшие Саббатаю Цви: «Маран ата! Господь наш пришел!» Не остановил их ни гнев султана, ни то, что заточенный в башню Мессия умер с шахадой на устах[18]. Карассо прав: Святая земля — лазейка для Сатаны.
— Я хочу назад в Палестину, я здесь больше не могу.
Этого не могло не случиться. Втайне от себя он этого ждал. Желал ли? Мало-помалу начинал смотреть на нее вчуже. Действительно, одевалась, как одеваются актрисы в пьесах, — это и есть «как из деревни». Меньше всего о ней можно сказать: «лакомый кусочек» («хатиха»). По-мужски тянет одеяло на себя. Шахина, как воронье гнездо[19]. Чуть что — «я женщина», вызывающе, словно кто-то с этим спорит.
— Ты хочешь разводное письмо? — спрашивает он с помертвелым лицом.
— Да. Или я убегу. У меня перед глазами дом, гидеоны скачут вдоль железнодорожных путей, и я тоже хочу схватить Цвийку за гриву и запрыгнуть в седло. Ты меня не видел в мужском седле. Ты многого не видел, Хаим. Каждую ночь я ненавижу тебя, вспоминая о другом.
Так и знал. Он бы ей все простил: и дегтярное мыло, и неумение вести себя «согласно ее положению в обществе». Фирма «Хаим Авраам. Складирование и поставки кожи» может многое себе позволить. Но постоянно делить ее с
