Тайник - [7]

Я помчался за "джипом", завел его и принялся с ревом крушить жалкую полынь пустыни. Я натыкался на скалы и не могу понять, как не разнес машину вдребезги. Куда ехать, я знал, но боялся и думать о том, что там найду. Я знал, что люблю Элен Прайс больше собственной жизни, - и я знал, что сам, своими руками убил ее.

Я заметил ее издали: она то бежала, то пряталась. Я направил "джип" ей наперерез и закричал, но она меня не видела и не слышала. Тогда я затормозил, выпрыгнул и побежал следом за ней. Мир померк, я не различал ничего, кроме Элен, но не мог догнать ее.

- Подожди меня, сестренка! - кричал я. - Я люблю тебя, Элен! Подожди меня!..

Она вдруг замерла, сжавшись в комок, и я едва не столкнулся с ней. Я опустился на колени и прижал ее к себе - и тут оно и случилось.

Говорят, во время землетрясения, когда верх и низ опрокидываются и меняются местами, люди испытывают такой дикий страх, что сходят с ума, если не могут заставить себя забыть о нем. Тут было еще хуже. Тут перепуталось все: право и лево, верх и низ, пространство и время. Ветер с грохотом несся сквозь скалы у нас под ногами, а воздух над нами загустел до того, что давил, как скала. Помню, что мы прильнули друг к другу и были друг для друга всем, а вокруг не было ничего, - и это все, что я помню, а потом мы сидели в "джипе", и я гнал его к поселку так же отчаянно, как недавно гнал в глубину пустыни.

И мир вновь обрел очертания. Солнце ярко светило, а на горизонте я увидел цепочку всадников. Они двигались туда, где когда-то нашли тело Оуэна. Мальчишка проделал в тот день долгий путь, одинокий, израненный, придавленный тяжкой ношей.

Я привез Элен в контору. Она сидела за столом, уронив голову на руки, и дрожала безудержной дрожью. Я крепко обнимал ее за плечи.

- Буря была внутри нас, Элен, - повторял я. - Все, что было в нас темного, теперь ушло. Игра окончена, мы теперь свободны, и я люблю тебя...

Вновь и вновь повторял я эти слова - на благо себе и ей. Я повторял их намеренно, я верил в них. Я говорил ей, что она станет моей женой, что мы сыграем свадьбу и уедем за тысячу миль от этой пустыни и вырастим там детей. Дрожь ее унялась до легкого озноба, но ответить она все еще не могла. И тогда я услышал под окном стук копыт и скрип упряжи, а затем медленные шаги вверх по лестнице.

В дверях появился старый Дейв. Два его револьвера казались при нем столь же естественными, как руки и ноги. Он взглянул на Элен, склонившуюся над столом, и на меня, застывшего подле нее.

- А ну-ка, спускайся вниз, сынок. Ребята хотят потолковать с тобой, сказал он.

Я вышел было за ним - и остановился.

- Но Элен невредима, - сказал я. - Жила там действительно есть, Дейв, но никто никогда не найдет ее...

- Скажи об этом ребятам.

- В самые ближайшие дни, - добавил я, - мы вообще сворачиваем все дело. Я женюсь на Элен и увезу ее с собой...

- Спускайся вниз, или мы стащим тебя силой! - жестко оборвал он. - Элен поедет домой к своей мамаше.

Я испугался. Я не знал, что мне делать.

- Нет, я не поеду домой к мамаше!..

Рядом со мной стояла Элен. Это была "Элен из пустыни", но поразительно выросшая. Бледная, хорошенькая, сильная, уверенная в себе.

- Я уезжаю с Дьюардом, - сказала она. - Никто в целом мире не будет больше распоряжаться мной, как бессловесной зверушкой!..

Дейв поскреб себе челюсть и, прищурясь, уставился на Элен.

- Я люблю ее, Дейв, - сказал я. - Я буду о ней заботиться всю жизнь.

Я обвил ее левой рукой, и она приникла ко мне. И старый Дейв неожиданно смягчился и улыбнулся, не сводя с нее глаз.

- Малышка Элен Прайс, - произнес он удивленно. - Кто, в самом деле, мог бы вообразить себе такое?.. - Он протянул руку и ласково потрепал нас обоих по очереди. - Благословляю вас, молодежь, - сказал он и подмигнул. Пойду передам ребятам, что все в порядке...

Он повернулся и стал не спеша спускаться по лестнице. Мы с Элен посмотрели друг на друга - и, по-моему, я выглядел таким же обновленным, как она.

С тех пор прошло шестнадцать лет. Я сам уже стал профессором, и виски у меня начали седеть. Как ученый я совершенный позитивист, самый отъявленный из всех, каких только можно сыскать в бассейне Миссисипи. Когда я поучаю студента на семинаре: "Подобное утверждение не имеет утилитарного смысла", - я умею произнести это так, чтобы он воспринял мои слова как грубейшее из ругательств. Студенты заливаются краской и платят мне ненавистью, но я поступаю так ради их же собственной пользы. Наука - единственно безопасная из всех человеческих игр, и безопасна она лишь до тех пор, пока не замутнена вымыслом. На том стою - и не встречал еще студента, справиться с которым оказалось бы мне не по силам.

Мой сын слеплен из другого теста. Мы назвали его Оуэн Льюис, и он унаследовал глаза Элен, цвет ее волос и тип лица. Учился он читать по современным трезвым, стерилизованным детским книжкам. В доме у нас нет ни единой сказки, зато есть научная библиотека. И Оуэн стал складывать сказки на основе науки. Сейчас он, вслед за Джинсом и Эддингтоном, увлечен измерениями времени и пространства. Вероятно, он не понимает и десятой доли того, что читает, в том смысле, как понимаю я. И в то же время он понимает все до строчки, только на собственный, недоступный для нас манер.