Тайная жизнь великих писателей - [57]
Теперь мало кто об этом помнит, но предшественниками нынешних звезд вроде Линдсей Лохан, любящих в пьяном виде покуражиться на вечеринках, были Скотт и Зельда Фицджеральд — король и королева американского бомонда, привыкшие шокировать гостей своими не укладывавшимся ни в какие рамки манерами. Как-то раз супруги заявились незваными на вечеринку к голливудскому магнату Сэмюэлу Голдвину — они подползли к воротам имения на четвереньках, лая по-собачьи. Несмотря на столь странное поведение, их каким-то образом пропустили внутрь. Зельда тут же направилась на второй этаж, желая помыться в роскошной ванной Голдвина. В другой раз пара (теперь уже будучи приглашенными) восприняла фразу хозяев: «Не стесняйтесь, приходите как есть», — слишком буквально и пришла в пижамах. Причем Зельда продолжала «не стесняться» и дальше: после нескольких глотков спиртного она скинула свое одеяние и стала танцевать голышом. Эксгибиционизм вообще был частью ее стандартного репертуара. Однажды, заскучав на нудном литературном мероприятии, она сняла трусики и зашвырнула их в собравшуюся толпу. А в гостях у издателя Уильяма Рэндольфа Херста, в его замке близ городка Сан-Симеон, «отжег» уже Скотт — он одолжил у Зельды лифчик, чтобы прикрыть обнаженную скульптуру в саду. Парочка шутников не чуралась и игр с огнем. В те дни, когда Скотт еще был при деньгах, он был знаменит тем, что прикуривал сигарету от горящей пятидолларовой купюры. Как-то раз, веселясь на вечеринке на роскошном морском курорте, Зельда вызвала пожарных. Когда те прибыли и спросили, где пожар, она указала на свое сердце. Пожалуй, самая изобретательная проделка супругов имела место на вечеринке, устроенной актрисой Лоис Моран. Скотт с абсолютно серьезным видом обошел всех гостей и собрал у них часы и украшения, а потом удалился на кухню и бросил свою добычу в кипящий томатный суп. Ням-ням!
Правильно подобранное название может принести книге успех, а неудачное — погубить ее. Фицджеральд потратил уйму времени и душевных сил, подбирая название для своего главного романа. Сначала он планировал назвать его «Трималхион в Вест-Эгге» (слишком интеллектуальная отсылка к «Сатирикону» Петрония). Работавший с ним редактор Максвелл Перкинс не одобрил такой выбор и посоветовал Фрэнсису поменять название. Одно время Фицджеральд склонялся к варианту «Любовник, который высоко метил», пока наконец не остановился на классическом и лаконичном названии «Великий Гэтсби». Но даже и тогда у него оставались сомнения. Незадолго до того, как книга ушла в печать, он отправил Перкинсу телеграмму с предложением поменять название на такое: «Под красным, белым и синим». «Каковы будут последствия, если мы еще отложим публикацию и изменим заглавие?» Перкинс послал ему в ответ телеграмму из одного слова: «Фатальные».
Одна из самых фантастических интерпретаций литературной классики принадлежит американскому литературоведу Карлайлу Томпсону, обнародовавшему гипотезу, что Джей Гэтсби был чернокожим. Каковы его доводы? По правде говоря, весьма шаткие. Томпсон цитирует словесный портрет Гэтсби, данный самим автором: «смуглое тело», «загорелая кожа», «очень короткие волосы», — все это признаки, исходя из которых герой, по мнению Томпсона, белым быть никак не может. К тому же поместье Гэт-сби занимало сорок акров — согласно теории Томпсона, это намек на «сорок акров и мула», обещанных освобожденным рабам после Гражданской войны. И, наконец, последним звеном головоломки Томпсон называет тот факт, что Гэтсби был награжден военным орденом Черногории, а название «Черногория», как известно, происходит от слов «гора» и «черный». «Возможно, Фицджеральд завуалированно называет Гэтсби черной горой?» — задается риторическим вопросом Томпсон. Пожалуй, мы тоже зададимся риторическим вопросом: возможно, кое-кому из литературоведов просто нечем заняться?
Кумиром Фицджеральда в литературе был Джеймс Джойс, Фрэнсис Скотт называл его «мастером современного романа». Когда они встретились на одном парижском приеме, Фицджеральд не помнил себя от радости. Он даже выразил желание выброситься из окна, чтобы только доказать свое восхищение великим ирландцем. По окончании приема Фицджеральд преподнес Джойсу экземпляр «Великого Гэтсби» с автографом и карикатурой: он изобразил себя коленопреклоненным у ног Джойса, окруженного божественным сиянием.
А вот к кому Фицджеральд не испытывал ни малейшего почтения, так это к своему современнику писателю Томасу Вулфу. Редактор Максвелл Перкинс прислал Фицджеральду гранки первого романа Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» с посвящением Перкинсу. Ответ был кратким. «Дорогой Макс, — написал Фицджеральд, — посвящение мне понравилось, но все, что дальше, на мой взгляд, слабовато».
Похороны Фицджеральда являли собой грустное и жалкое зрелище. Работники похоронного бюро схалтурили и переборщили с гримом, поэтому покойный выглядел, по словам одного из очевидцев, «как нечто среднее между приказчиком и восковой куклой». К процессии присоединилась толпа зевак и любителей халявы. Натаниэль Уэст, один из близких друзей Фицджеральда и автор «Дня саранчи», погиб в автомобильной катастрофе по пути на похороны. Но кое-кто из литераторов до места все же добрался, например, острая на язык Дороти Паркер. Взглянув на грубо размалеванное тело писателя, она воскликнула: «Бедный сукин сын!»
