Тайная жизнь - [85]

*

Многие десятки лет пребывая в депрессии, я не понимал одного из самых прекрасных стихотворений, написанных Жаном де Лафонтеном. Я слово в слово понимал начало: «Я музыку люблю, игру, и страсть, и книги…» — но не мог согласиться с тем, что туда можно включить «Мне даже радостны сердечной грусти миги». Признать своим истинным повелителем тоску казалось мне манерностью, бахвальством, салонной эпиграммой, острым словцом. Я видел в этом уступку ужасу, оскорбление истинного отчаяния. Мне казалось, что невозможно наслаждаться чудовищной душевной раной. Неужели на краю бездны кто-то может черпать жизненные силы, неужели к бездне можно приближаться до бесконечности? Я был раздавлен. Я неотвязно мечтал ускорить свою смерть; я точил зубы, клыки, бивни, рога дикого зверя; заострял когти, чтобы они могли раздирать и причинять боль. Теперь я понимаю: пускай меланхолия не внезапный взрыв, подобный смеху, и все-таки это смех. Беззвучный смех. Это наслаждение более медленное, чем самый громкий хохот. Это негромкий смех. Это побочная радость, но она, возможно, самая протяженная из всех радостей.

Это радость будущего.

Убийца речи.

«Не без удовольствия, несмотря на великую скорбь, его терзавшую, он еще на несколько мгновений предался меланхолии…»

*

II. «Прощай» отличается от «до свидания» тем, что этот опыт внутренне присущ умению видеть невидимое — а в «до свидания» заложено то, что можно увидеть опять.

*

III. Ощущение очевидности связано с прошлым. Полный обзор восходит к ретроспекции. Сновидение вытекает из желания. Evidentia означает «полный обзор». Полный обзор — это гораздо шире, чем восприятие. Он не может быть фокусным. Это животное оцепенение: сложившийся пазл, к которому фрагмент увиденного примыкает сам и полностью в той форме, какая предполагается. Это отпечаток, который достигает нашего взгляда и дополняет наш обзор до требуемой полноты. (Это пассивное видение, а не наблюдение, не выслеживание и не подглядывание.) Очевидность — это ощущение прошлого. Очевидность — элемент чего-то, что уже прошло и что начинает происходить вновь. Ее возникновение прогоняет призрак, рассеивает галлюцинацию: реальное всплывает перед нами, как когда-то всплыла та, прошедшая ситуация. И вся ваша личная история погружается в прежний эдем, которым еще недавно была поглощена. («Некогда» отличается от «недавно», как оригинал от копии.) Это обретенный осмос; это свобода от восприятия, которого тогда еще не было, а теперь оно к вам приходит и приносит с собой такое необыкновенное чувство совпадения; это значит вновь растаять и расплавиться. Это сама меланхолия — меланхолия, которая ни от чего не отреклась, меланхолия, которая знает, что она — единственное человеческое чувство, не отрекшееся от счастья, от прежнего сладострастия, от полного наслаждения.

Меланхолия определяется так: радость, от которой можно умереть, если она нахлынет на вас внезапно.

Завороженный мгновенно умирает, когда перед ним вновь вырастает тот, кто его заворожил. Взгляд завороженного уже не может от него оторваться.

У очевидности есть свойство, позволяющее привнести язык в уже прошедшее событие; дело в том, что она доходит до нас в виде запаха, зрительного образа, звука, но никогда в словесном выражении. Это просто пережитое, в которое вписался текущий момент, но не что-то такое, что было рассказано прежде, а теперь мы об этом узнаём. Завороженность не вовлекает нас в то, что мы постигли с тех пор — это просто отпечаток, который извлекает на свет то, с чего он был отпечатан. Завороженность игнорирует время, потому что началась раньше. Она не чувствует дистанции, не приемлет отделения, потому что ее сущность — слияние, которое возвращается и вновь опутывает вас своей сетью.

*

IV. <…> Нам понятен этот переход от разочарованности (то есть освобождения от чар) к чувству сожаления, или, иначе говоря, к внутреннему чувству утраты, жадному, страстному, в которое мы напряженно вглядываемся.

На этом уровне «прощай» и «до свидания» не различаются.

Опыт освобождения от чар можно сравнить с зимой, которую должно пройти наше тело (холод, отсутствие цвета, почти смертельное отсутствие всего на свете).

Отсутствие usque ad mortem.

В человеке смерть возникает после внезапного прихода зимы — она спровоцирована зимой. Смерть — это поиск пещеры, которая может защитить от зимы.

Испытание, диаметрально противоположное возвращению к жизни, выживанию, расцвечиванию, оживлению, новому разжиганию жизни.

<…>

*

Аргумент V.

Старость и смерть странным образом противоположны. Старость ведет к вырождению. Смерть — к возрождению, к возвращению.

Смерть заново перемешивает смешанное.

Следствие. Я сомневаюсь, что старость — это менее серьезное человеческое испытание, чем смерть.

*

VI. Желание видеть просыпается, когда человек испытывает новый прилив, новый приток неотступных образов, когда ему хочется «увидеть, как что-то возникает» (вода в реках, созвездия в ночи, малыши из темных животов самок бизонов или женщин, цветы, распускающиеся на мертвых костях деревьев). Тогда мы организуем себе извращенное удовольствие еще раз увидеть, прокрутить в голове то, что было, на фоне прощания навсегда, которое никогда не оживает, не повторяется.