Тайная жизнь - [80]

Как мать и дитя, когда между ними нет ненависти.

<…>

Так же и в любви: согласимся, что оргазм, застилающий глаза и сотрясающий спальню разговором двух душ, — все это доказывает, что между любовниками нет непроницаемой перегородки. Сквозь эту щелку мы проникаем за стену половых различий и за грань смерти.

Расщелина, через которую мы выходим, через которую рождаемся на свет.

Эта расщелина приоткрытой книги. <…>

Неожиданно налетает затерянное в душе чувство — а за ним ошеломляющая разрядка. Внезапная, экстатическая ясность. Двое, слившиеся в объятиях, гетерогенны, и все, что до этого было рассеяно или отталкивалось, тянется друг к другу словно намагниченное.

Оба вышли из себя. Выход из себя по-гречески называется ekstasis, по-латыни — existentia. То, что двое разделили между собой, — не объятие, не оргазм, не размножение, весьма гипотетическое и, скорее всего, незамеченное, а экстаз. Экстаз гораздо важнее наслаждения.

Вместе выходят из этого мира те, кто любит друг друга. Эти двое ходят вместе. Вдвоем — вместе. С тем же успехом можно так сказать о читателе и писателе.

*

Изойти и впасть в экстаз — это одно и то же. Это суть тайной жизни.

*

Аргумент IV. Сообщить тайну — это значит отодвинуть засов, на который заперто сообщничество (тайны другого, alter, принимающей облик тайны соития). Сообщничество — это место, где хранится нагота другого. Это древнее хранилище не разделяет endo (близость позади глаз) и exo (близость впереди живота). Обе эти тайны может сглазить магия (и тогда наступит половое бессилие или духовное изнеможение).

Акт соития — это ключ. (То, что отмыкает тело, отмыкает душу. Полная откровенность — это подоплека соития.)

Следствие. Мужчина никогда не должен доверяться женщине, которая не отдалась ему в своей наготе. Женщина никогда не должна доверяться мужчине, который не отдался ей в своей наготе.

*

Это следствие точно совпадает со словами Цирцеи Улиссу. И соответствует тому, что в конечном счете Улиссу говорит Пенелопа.

Любовь узнается по тому, готовы ли влюбленные пожертвовать стыдливостью: каждый выставляет напоказ свои половые органы, осмеливается на бесстыдные действия, подчиняется непристойным прикосновениям. Это шаг за грань жертвы. Сожительство по данному Цирцеей определению толкает два пола к бесстыдству (обрекает на привыкание к бесстыдству).

Любовь узнается по тому, готовы ли влюбленные пожертвовать неприкосновенностью тела.

Она приносит в жертву покров, положение, род. Это принесение в жертву тайны тела. Обнажение вызывает чувство неловкости и утраты.

*

Сексуальное изучение тела возлюбленного ведет к покорению огромного мира, живущего напряженной жизнью. Нет в живом мире возбуждения, которое не вовлекло бы в возбуждение живой мир. Только некрофилы, почти трупы, завороженные, неспособные удивляться, наблюдают пассивно. Дети встают и подражают. Цветам нравится, чтобы на них смотрели. Солнце обожает ослеплять, чтобы любили его свет и его само (фотосинтез представляет собой яркий пример нарциссизма). Латук, руккола, салат-ромэн, шпинат и кресс-салат — все это его амурчики, его путти.

*

Связь между любовью и соитием очевиднее, чем между копуляцией и размножением.

По правде говоря, размножения не существует. Равенство между зачатием и соединением двух половых клеток не может служить определением любви.

Соитие изолировано во времени. Ни предвосхищение зачатия, ни то, что соитие предшествовало родам, не имеет ничего общего с плотским влечением и удовлетворенным сладострастием.

Связь между рождением и объятием ненадежна. Она недавняя. На протяжении тысячелетий о ней, возможно, не имели понятия. И даже если знали, то часто предпочитали ее не признавать. Она всегда или вывод, или логическое обоснование. Это всегда «будущее в прошедшем»: беременность и роды скажут о соитии.

Объятие не может ощущаться как неплодотворное. Его нельзя воспринимать как мертворожденного.

У всех животных, включая людей, не размножение толкает самцов и самок громоздиться друг на друга.

Долгое время ни роды, ни весна не были последствиями.

Они были самим временем. Первым временем времени. Primus tempus. Единственным временем.

*

Именно весна лежит в основе пятого аргумента. Соитие влечет за собой: 1) тургор пениса (метаморфозу чаровника); 2) ускорение двух несинхронных ритмов (сердце и дыхание), которое его сопровождает.

Этот тургор и это ускорение стремятся к синхронизации, а потому вводят в состояние, чреватое будущим, полное отзвуков будущего. Это ликование неотвратимости. Это движение, направленное на поиск синхронности, устремленное к объятию, которое само себя подстегивает и заводит, — назовем его стремительностью. Мы можем избавить стремительность от ее отрицательной репутации. Не эякуляция преждевременна. Преждевременна радость. Всякий оргазм — это внезапно настигающая неотвратимость. Наслаждение всегда вырывают силой.

Жадный захват: хриплое дыхание, кружение крови в венах, пот, слюна, руки и ноги, сокращение женской вульвы.

Этот тургор-ускорение надламывается на самом своем подъеме в один миг.

Одним-единственным «вдруг», которое, на мой взгляд, олицетворяет всю внезапность на свете. Это Exaiphnes