Тайная любовь княгини - [17]

— Благодарствую тебя, великая княгиня Елена Васильевна, — поклонился боярин Овчина и успел заметить, что та улыбнулась ему краешками губ.

Следующая встреча государыни с холопом произошла месяц спустя, когда Елена в сопровождении вороха боярышень явилась на Конюшенный двор.

— Ты конюший? — ткнула перстом государыня в оробевшего холопа.

— Я, государыня. — Иван Федорович не смел глянуть на открытое лико великой княгини.

— Подбери мне коня. Верхом хочу проехать.

Русские бабы смиренны и богобоязненны. Не каждая из них отважится оседлать скакуна, совсем в диковинку наблюдать за государыней, сидящей верхом. Великой княгине полагалось ехать в возке с плотно занавешенными окнами, чтобы даже нечаянный взгляд московита не посмел нарушить ее уединения.

— Какого скакуна пожелает государыня?

— Аргамака, — коротко распорядилась Елена Васильевна.

Аргамаками называли турецких коней, которые отличались от русских лошадок не только высокой статью, но и горячим норовом и никогда не упускали возможности скинуть с себя седока. Чаще московиты разъезжали на меринах, всегда послушных малейшей воле хозяина.

— Как скажешь, Елена Васильевна. Эй, конюх, привести государыне Велеса.

Холопы подвели красавца-жеребца. Государыня оказалась ростом в половину коня. Аргамак не мог устоять на месте, с силой топтал серую грязь, выбрасывая вперед кованные серебром копыта. Жеребец знал, что красив, вот потому он с высоты своего роста горделиво посматривал даже на московскую государыню.

Конюхи с интересом наблюдали за великой княгиней. Не всякий отрок отважится оседлать аргамака. Велес — жеребец привередливый и будет держать ношу, только достойную себя. Даже многие из тех бояр, кто в именитости не особо уступали самому государю, оказывались сброшенными на землю строптивым иноходцем.

— Хорош конь, — сказала великая княгиня и легонько похлопала жеребца по крупу.

И Велес, вопреки всеобщему ожиданию, потянулся к Елене Васильевне всем телом, будто признал в ней равную себе.

Переглянулись дворовые молодцы, а чудо между тем продолжалось. Велес ткнулся губами в шею женщины и теперь больше напоминал пылкого любовника, нежели строптивого жеребца.

— Князь, подсади свою государыню на коня, — нарочито строго повелела Глинская.

— Как прикажешь, Елена Васильевна. — Уловив ее игривый тон, конюший испугался не на шутку. — Эй, холопы, лестницу для великой княгини несите!

В традициях московских государей всходить на жеребца по лестнице и сурово поглядывать на склоненные спины холопов. Подниматься нужно было не спеша, полагалось на несколько секунд остановиться на каждой ступени, а потом торжественно перекинуть ногу через седло.

— Не надо лестницы, так поможешь взобраться, — неожиданно распорядилась государыня.

От такого пожелания Иван Федорович совсем ошалел.

— Государыня, так ведь…

— Или у тебя, боярин, рук нет, чтобы их под ногу великой княгине подставить? — строго оборвала конюшего Елена Васильевна.

— Не сочти за дерзость, матушка, — глухо отозвался Иван и сложил ладони в лодочку.

Елена Глинская ступила на руки конюшего, и они закачались, словно ладья в бурю. Иван Федорович охмелел от душистого запаха ее волос, а длинный подол платья, словно дразня, коснулся его разгоряченного лица.

Конь, почувствовав на спине государыню, присмирел. Вот она — достойная ноша, которую не стыдно пронести через всю Москву! И жеребец горделиво колыхнул густой, тяжелой гривой.

— Ворота распахнуть! — распорядилась государыня.

— Ворота распахнуть для Елены Васильевны! — сумел оторвать глаза Иван от ее лица. — Да поширше! Ни к чему это великой княгине через щель протискиваться.

И когда конюхи широко растворили трехстворчатые ставни ворот, государыня угостила коня по крупу двенадцатихвостой шелковой плетью, и тот, возбужденно хрипя, вырвался на свободу.

Третья встреча с великой княгиней состоялась в Архангельском соборе. Будто бы нечаянно коснулась рука Елены ладони конюшего, когда она проходила мимо, вслед за этим губы ее озарила лукавая улыбка.

Не только для бояр, но и для всех московитов было ясно: государь бесплоден, и тысячи свечей, что ставились во всех церквах и соборах в надежде на чудесное зачатие, полыхали напрасно. И в конюшего закралась грешная мысль: уже не решилась ли великая княгиня разрешить свое бесплодие с помощью молодого удальца?

Непоправимое случилось в тот день, когда Иван Федорович остался дежурить подле спальных покоев государя. Князь приготовился уже к долгому и скучному сидению в сенях и обругал себя за то, что не захватил с собой посох, с помощью которого удобно поучать уснувших в карауле холопов и не слишком расторопных слуг, когда дверь неожиданно распахнулась и на пороге предстала Елена.

Конюшему полагалось склонить голову пониже и просить прощения у государыни, что посмел он нечаянно узреть ее пречистое лицо, но глаза, вопреки рассудку и воле, были нацелены прямо в ее голую шею. Князь подумал, как, должно быть, выгнется ее шея от страстного поцелуя. Возможно, она будет напоминать лебединую, когда благородная птица, набрав разбег, стремится оторваться от поверхности воды.

Иван Федорович даже не сразу сообразил, что Елена стояла простоволосая и почти неприкрытая, что наготу великой княгини скрывает лишь сорочка, через которую можно было отчетливо различить высокую, волнующую грудь.