Тайная канцелярия при Петре Великом - [202]

Интрига, как видно, обдуманная, осторожная, велась против Монса; над ним и его патроной скоплялась гроза. Отношения же между тем государя к государыне, а следовательно, и значение нашего героя оставались прежние.

Так, 8 июля 1724 года Екатерина была встречена с большим торжеством: целая флотилия буеров выплыла к ней навстречу за Александро-Невскую лавру, и немало пороху было расстреляно, немало вина было роспито прежде, нежели окончились поздравления императрицы с благополучным приездом. Но глаз наблюдателя легко мог заметить, что эти поздравления, тосты, пушечные залпы не могли придать силу и бодрость государыне; заметно было, что необъяснимый для двора припадок 26 мая сильно потряс организм Екатерины; она была еще очень слаба и даже не садилась за стол. Впрочем, это продолжалось не долго. Скоро последовали обычные пиры с обычными явлениями; пиры эти в лето 1724 года задавались при дворе как-то особенно часто, так как поводов к ним было много: беспрестанно спускали нововыстроенные корабли, фрегаты, мелкие морские и речные суда. Редкая из пирушек при этих случаях, особенно размашистых, обходилась без присутствия императрицы. Государь, оживленный явлением «новорожденнаго»[89] адмирал-баса Головина, оживленный участием в его радости «свет-Ка-теринушки», был обыкновенно в очень хорошем расположении духа. Прямым следствием было то, что «новорожденных» окрещивали страшнейшими водкоизлияниями. Вино оказывало свое действие: возникали ссоры, дело не обходилось без затрещин: то «птенцы» клевали друг друга… Если «новорожденное» судно было невелико, то государыня иногда не принимала участие в пире, но, объехав судно в своей барке, осушала бокал за здоровье «свет-батюшки», и этого было довольно: «государь опять был в очень хорошем расположении духа». А запируется он, и жена едет к нему с «напамятованием»: «Пора домой, батюшка». «Батюшка» слушается и оставляет сотрапезников.

Бывали ли в это время свадьбы придворных чиновников и служителей — и на них, по обыкновению, почти всегда можно было встретить Петра и Екатерину: «их величества бывали очень веселы». На государя особенно часто в это время находила шутливость, и он шутил грубо, цинически, но по своему времени остроумно. Что Монсы и Балки нисколько не теряли «кредита», видно из того, что государь с государыней посещали их семейные праздники: так, 11 августа 1724 года высочайшие особы были на крестинах дочери Балка — Екатерины; несколько дней спустя мать Балка, Матрена Ивановна, фигурировала на свадьбе тайного кабинет-секретаря Макарова в качестве «сестры жениха»; словом, положение этого семейства при дворе, как относительно державных супругов, так и в кругу вельмож и дам «высшаго общества», нисколько не умалилось.

30 августа 1724 года, в воскресенье, все блестящее петербургское общество, вслед за государем и государыней и во главе многочисленного скопища народа, принимало участие в религиозно-политической процессии. В этот день Петербург вышел во сретение бренных останков Александра Невского. Страстный охотник до катаний по воде, Петр и эту церемонию устроил на реке: многочисленная флотилия пушечными залпами встретила гроб славного князя.

«Звон колоколов не умолкал, — повествует Берхгольц, — необъятное множество зрителей крестились и кланялись. Большая часть из них, проникнутая глубоким благоговением, горько плакала; но были и такие, — уверяет Берхгольц, — которые смеялись или смотрели с сожалением на глупую (?) толпу. Императрица с двумя дочерьми, затем обе герцогини — Анна (Курляндская) и Екатерина (Мекленбургская) — и все дамы, в великолепнейших нарядах, находились на переднем монастырском дворе (в Александро-Невской лавре), у архиерейского дома, и там ждали приближения гроба. Увидев его, они также начали креститься и кланяться, причем некоторые старые дамы заливались слезами не менее простолюдинов. Как скоро гроб пронесли мимо ее величества императрицы, она последовала за ними в часовню со всею своею свитою и впереди духовенства» и проч.

За религиозными церемониями следовал пир; отшельники Невской лавры явились радушными хозяевами. Гостям подавалось мясо, провозглашались тосты, в стенах мирной обители гремели пушки.

Словом, все церемонии, празднества, спуски кораблей, свадьбы придворные, речные катания и прогулки в «огороде», т. е. в Летнем саду, редко обходились и в это время без присутствия государыни. Ее всегда можно было видеть подле ласкающего ее супруга, всегда можно было видеть и знаки верноподданничества, расточаемые ей вельможами: так, например, при провозглашении тоста за ее здоровье на одной из пирушек, 25 октября 1724 года, все старые и именитые сановники пали к ее ногам. Подобные заявления «рабской преданности» были нередки.

Ввиду чувствительных сцен, ввиду нежных цидулок государя, словом, при прежнем значении Екатерины, не уменьшалась власть и сила ее фаворита.

После удара над Екатериной и по отъезде Петра из Москвы, Монс скоро был обрадован грамоткой Василья Поспелова. Так как Поспелов был одним из самых любимых денщиков, т. е. флигель-адъютантов государя, то приводим его письмо с буквальною точностью.