Тайная история "Звездных войн": Искусство создания современного эпоса - [188]

«В первые десять минут мы устроим грандиозное зрелище, — обещал режиссёр в том же июне. — Будет сразу ясно, что это Война клонов, но совершенно непонятно, что именно происходит».⁶

Одной из первых разработок стала вулканическая планета «Муфаста» (вскоре её переименовали в Мустафар), где Энакину и Оби-Вану предстояло сойтись в последнем поединке. Лукас не раз пытался пере -нести на экран такой инфернальный пейзаж: впервые режиссёр хотел использовать его ещё в V Эпизоде, когда описывал замок Дарта Вейдера. Теперь Джордж наконец-то мог воплотить ключевую сцену всей трилогии, которая уже долго не давала ему покоя. «Это древние кадры, совсем древние. Муфаста появилась очень давно, — комментировал Лукас, разглядывая эскизы. — У меня всегда стоял перед глазами этот пейзаж: поле битвы для Оби-Вана с Энакином. Я твёрдо знал, что фильм закончится именно там. Кругом вулканический ландшафт, извергаются фонтаны лавы, и поэтому палитра почти монохромная — красный и чёрный. Этому образу уже много лет».⁷ Превращение Энакина в Вейдера подано в очень ностальгическом ключе — очевидно, что Лукас держал эти сцены в голове задолго до 2005 года. Вообще многие зрительные образы, связанные с Сидиусом и Вейдером, стилизованы под старые фильмы ужасов. Конечно, истинная внешность Императора в III Эпизоде не сильно отличается от его же облика в «Возвращении джедая», но в новом фильме Сидиус гораздо больше похож на чудовище. Теперь его черты напоминают жуткие личины монстров, которых играл Лон Чейни. Этого актёра называли «человеком с тысячей лиц»: больше всего он, пожалуй, известен по заглавной роли в «Призраке оперы» (1925), где поразил зрителей своим гротескным, уродливым гримом. Его сын, Лон Чейни -младший, пошёл по стопам отца и в 40 -х годах играл в классических «ужастиках» студии «Юниверсал»; среди его ролей были Человек-волк, Дракула, Мумия и монстр Франкенштейна.

Сцены, в которых Дарта Вейдера возвращают к жизни в новом обличье, сняты как раз с аллюзией на «Франкенштейна». Классическую экранизацию этого романа выпустил в 1931 году Джеймс Уэйл, вдохновляясь эстетикой немецкого экспрессионизма. Именно этот фильм — а также вышедший в том же году «Дракула» — породил в Голливуде моду на жанр «готических ужасов». Считается, что основу этого стиля заложили картины «Носферату» (1912) и «Призрак оперы» (1925); для него характерно стилизованное изображение и скудное контрастное освещение, а действие происходит в замках, лабораториях, подземельях и прочих мрачных декорациях. Самый знаменитый отрывок из «Франкенштейна» — это, конечно же, сцена, в которой оживляют чудовище. Монстр, сшитый из похищенных на кладбище трупов, лежит на операционном столе в замке доктора Франкенштейна. За окном хлещет ливень, и вскоре тёмная ненастная ночь озаряется зловещей вспышкой — молния даёт электричество, которое нужно доктору, чтобы оживить мёртвую плоть. Когда существо на операционном столе приподнимает руку, безумный учёный восклицает: «Оно живое! Оно живое!» В 30-х и 40-х «Франкенштейн» обзавёлся множеством довольно нелепых продолжений.

«Сцена, в которой Энакин, собственно, становится Вейдером, довольно хороша, — хвастался Джордж журналу „Starlog“ в июле 2002 года. — По крайней мере, мне нравится. Там взят киноязык... Не уверен, стоит ли раскрывать подробности... Но там киноязык той эпохи — тридцатых и сороковых. По-моему, довольно изящная сценка — надеюсь, она будет смотреться».⁸

Предварительные правки

После апрельского совещания, на котором Лукас рассказывал об экспозиции на семи планетах, режиссёр вернулся к обсуждению эскизов уже в июне — после премьеры «Атаки клонов». Художники без устали рисовали и перерисовывали новые пейзажи, экзотических персонажей, модели транспорта и оружия. «Как правило, я описывал им какую-нибудь сцену, животное или героя, — рассказывал режиссёр Джонатану Ринзлеру, — а они делали пачку эскизов. Какие-то я одобрял, другие менял или дорабатывал, а потом мы принимались мастерить [реквизит]».⁹ Алекс Джегер добавлял: «На первых порах складывалось впечатление, что Джордж скорее сам отталкивается от наших рисунков, чем раздаёт указания».¹⁰

В пятницу, 2 августа, Лукас провёл заключительную встречу с художниками, а затем в последний раз перед трёхлетним рабочим марафоном отправился в отпуск.¹¹ К 23-му августа он вернулся, но сценарий по-прежнему был в зачаточном состоянии. Когда костюмер Триша Биггар, желая заранее войти в курс дела, попросила о встрече, Джордж предупредил её: «Мы, конечно, можем обсудить костюмы, но о сценарии пока сложно говорить. Сюжет я знаю, но...»¹² К ноябрю Лукас определился, какие планеты и декорации хочет показать,¹³ и продумал некоторые подробности, в корне изменившие первый акт фильма.¹⁴ но за сценарий ещё не принимался: как раз тогда в сюжете происходили фундаментальные перемены.

1 ноября 2002 года, на очередном совещании с дизайнерами, Лукас обмолвился, что ему скоро придётся приступить к сценарию. «Ты же говорил, что уже его пишешь!» — возмутился Рик Маккаллум. «Я говорил, что его обдумываю», — парировал Джордж.