Тайная история Марии Магдалины - [2]

Я слышал, — добавил отец, качая головой, — будто у самаритян до сих пор сохранились идолы. Конечно, они не стоят, как раньше, по обочинам дорог, но…

— Какие идолы? — оживилась Мария. — В жизни не видела идола!

— Молись, чтобы ты никогда его не увидела!

— Но как я узнаю, что это идол, если я его никогда не видела?

— Узнаешь! — отрезал отец. — И ты должна остерегаться их!

— Но…

— Довольно!

Мария, разумеется, запомнила этот разговор, хотя сегодня впечатление от сна, столь яркого и правдоподобного, затмевало для нее все остальное.

Занимавшаяся последними приготовлениями мать Марии, Зебида, неожиданно бросила отмерять зерно в дорожные мешки и наклонилась к дочери. Но заговорила она вовсе не про сон.

— Послушай, дочка в этом паломничестве примет участие много всякого народу, но тебе не следует водиться с кем попало. Только с теми людьми из благочестивых семей, на которых тебе укажут. Есть люди, и таких немало, для которых и паломничество, и даже посещение храма — не более чем развлечение. Нам пристало иметь дело только с теми, кто по-настоящему чтит Закон. Поняла?

Миловидное лицо Зебиды приобрело суровое выражение.

— Конечно, мамочка.

— Мы, как и подобает иудеям, ревностно соблюдаем Закон, — продолжала мать, — Что же до остальных… грешников, то пусть они сами о себе позаботятся. Мы не обязаны спасать их от скверны и уж тем более не желаем запачкаться сами, смешиваясь с ними.

— Это все равно как смешивать молоко и мясо? — спросила Мария.

Она знала, что это категорически запрещено: мясные и молочные продукты предписывается употреблять раздельно.

— Именно так, — подтвердила мать. — И даже хуже, потому что оскверненные продукты можно выбросить, но если ты запятнан грехом, он остается с тобой, лишь усугубляя порчу.

Шесть семей, ведя в поводу навьюченных осликов, встретились на дороге возле Магдалы, чтобы, объединившись с другими группами паломников из ближних городков, общим караваном двинуться в Иерусалим. Марии предстояло путешествовать верхом на осле, самая юная среди паломников в караване была еще слишком мала, чтобы проделать столь долгий путь пешком. Правда, в душе она надеялась, что за время путешествия подрастет и окрепнет: и на обратном пути сможет идти как все.

Начался сухой сезон, и раскаленное солнце над Галилейским морем, поднявшееся из-за гор, обжигало лицо Марии. Горы, маячившие на востоке за озером и имевшие на рассвете цвет созревающего винограда, теперь представали в своем истинном облике пыльных камней. Голые утесы выглядели зловеще, хотя, возможно, для девочки это впечатление было связано с тем, что они высились на земле аммонитян, древних врагов Израиля.

Что же такого гадкого натворили эти аммонитяне? Да, у царя Давида были с ними раздоры, но с кем у него их тогда не было? Ах да, они поклонялись злому богу… как же его звали? Мария поначалу не могла вспомнить его имя. Он заставлял аммонитян приносить ему в жертву своих детей, бросая их в пламя. Мо… Мод… Молох. Да, так его звали.

Девочка прищурилась, глядя из-под ладошки вдаль, за озеро, но отсюда, конечно, никаких святилищ Молоха не увидела.

Поежившись, несмотря на жару, она строго-настрого запретила себе думать о гадком Молохе, и поблескивавшее в лучах солнца озеро, похоже, одобряло ее решение. Оно казалось слишком красивым, чтобы осквернять его голубые воды воспоминаниями о кровожадном божестве. По глубокому убеждению Марии, это вообще было самое красивое место во всем Израиле. Что бы там ни толковали о красотах Иерусалима, разве может какое-то другое место в мире сравниться прелестью с этим овалом нежно-голубой воды, убаюканным в ладонях окружающих гор?

На водной глади в великом множестве покачивались рыбачьи суденышки. Их владельцы ловили рыбу, которой славилась Магдала, родной городок Марии. Здесь рыбу разделывали, солили, сушили и отсюда ее развозили по всему миру. Рыбу из Магдалы подавали даже на столах Дамаска и Александрии. И в доме Марии тоже, поскольку ее отец Натан занимался переработкой улова и владел складами рыбной продукции, торговлей же занимался старший брат девочки Самуил. Самуила, правда, чаще называли греческим именем Сильван, ведь как торговцу ему приходилось иметь дело не только с местными жителями, но и с широким кругом иноплеменных покупателей. Прихожую дома Натана украшала большая мозаика с изображением рыбачьего судна, указывавшая на источник семейного благосостояния, и всякий раз, когда домочадцы проходили мимо нее, они возносили благодарность Богу за изобилие рыбы, на котором зиждилось их благополучие.

Налетевший с востока ветер всколыхнул водную гладь, пустив по ней рябь, в которой при желании и вправду можно было увидеть нечто, похожее на струны арфы. В древности озеро носило поэтическое имя Киннерет, «озеро Арфы», что отчасти объяснялось его формой, а отчасти же тем особым узором, который чертил на поверхности ветер. Марии почти почудилось, что до нее сквозь синь воды доносятся волшебные звуки перебираемых струн.

— Вот они!

Мария обернулась на оклик отца и увидела, что он указывает на приближавшийся по пыльной дороге большой караван. Помимо вьючных ослов и множества пеших паломников, там была даже пара верблюдов.