Тайная геометрия - [12]

Но все-таки лаборатория функционировала, занимала большую комнату на верхнем этаже двухсотметрового корабля «Топологии», получала заработную плату согласно штатному расписанию, и регулярно сдавала никем не читаемые месячные, квартальные и годовые отчеты.

Максим Карликов был высок ростом, широк костью и могуч плечами. Он имел большую круглую голову, похожую на шар для игры в кегельбан. Однако в отличие от гладкого шара, идеальная сферическая поверхность головы Максима Карликова всегда находилось в состоянии то ли недобритости, то ли, напротив, – легкого обрастания. Голову Максима покрывали толстые черные волоски, размером со спичечную головку.

Лицо занимало у Максима совсем небольшую часть колючего шара. Оно напоминало детскую новогоднюю маску медвежонка, которую, перепутав, нацепил на себя подвыпивший дедушка.

И, все-таки, в целом, внешность Карликова не производила отталкивающего впечатления. Лаборантки научно-производственного объединения «Топология» и официантки Дома ученых, вообще, находили неженатого Максима Карликова мужественным и обаятельным человеком.

Феликс Бобин, в отличие от своего начальника и закадычного друга, не вышел ни ростом, ни крепостью. Зато его пышная, гордо заброшенная назад, львиноподобная шевелюра горела на солнце огненной трансформаторной медью. Рыжими у Феликса являлись не только волосы, но и все остальное – кожа, веснушки, брови и даже глаза.

Феликса легко было представить кем угодно – начиная с бомжа и кончая главой окружной администрации. Трудно было лишь вообразить его склонившимся над белым листом бумаги с математическими формулами – не имелось в его лице отрешенности от этого мира и необходимой для малоподвижной научной работы физической вялости. Напротив, читалась в нем любовь к жизни и всем ее отрицательным проявлениям, вроде алкоголя, игорных домов и женщин, как легкого поведения, так и нелегкой судьбы.

Но, как это ни странно, именно за написанием абстрактных математических формул Феликс проводил большую часть своей жизни. Этим он занимался не только в научной лаборатории, но и за столом своей собственной кухни, и даже на общественном пляже.

Столкнувшись нос к носу, мужчины несколько ощутимых секунд потратили на то, чтобы выбраться из мира своих мыслей на погожее августовское солнышко. Они сосредоточенно смотрели друг на друга, стараясь сообразить, чье же это такое знакомое перед ними маячит.

Первым, будучи профессионалом, определил свои координаты в трехмерном пространстве, майор Мимикьянов.

– Привет, коллегам! – поднес он два пальца к виску, и затем протянул руку для рукопожатия, сначала, по старшинству, – суровому Карликову, затем – гордому Феликсу.

– Здравия желаем! – в традициях русской армии приветствовал майора исполняющий обязанности начальника лаборатории.

– Всегда рады видеть! – отбросил назад гривоподобную прическу Феликс.

– О чем говорим-спорим? – поинтересовался майор.

– Да, это опять Максим всякую ерунду несет! – завил Феликс.

– Кто это ерунду несет? – набычился Карликов. – А по рогам получить не боишься?

Незнакомый человек мог бы подумать, что сотрудники лаборатории сейчас подерутся. Но Ефим знал: это был их обычный стиль общения.

Когда-то, в самом начале своей работы в отделе научно-технической контрразведки, Мимикьянов часами просиживал в библиотеке Дома ученых, с целью составить свое собственное представление о том, в каких направлениях развивается современная наука, и, разумеется, прежде всего, та ее часть, что связана с созданием оружия новых поколений.

В принципе, это требовали, как его профессиональная деятельность, так и его начальник – Гоша Пигот. Но, в не меньшей степени, и собственное мимикьяновское любопытство.

В библиотеке Ефим с двумя закадычными друзьями и познакомился. Точнее, в просторной библиотечной курилке с двумя длинными столами под зеленым сукном. Там вообщем-то, никто не курил, зато вдоволь спорили и махали руками неуемные младшие научные сотрудники и солидные доктора наук.

В споре читатели специальной библиотеки субординации не признавали: могли нагрубить, и даже матюгнуть, а иногда и куда-нибудь послать. Но не обижались, если нечто подобное прилетало и им самим.

Ефим хорошо помнил, например, такой случай.

Он как-то подсел в курилке к друзьям, когда они схватились по поводу четвертого измерения пространства.

Конечно, большинству людей, допустим, тому же Гоше Пиготу, твердо, со школьной скамьи уверенному, что мы живем в трехмерном мире, где есть только ширина, длина и высота, вряд ли был бы интересен такой беспредметный спор. Но майору было очень интересно.

– Мир, в котором пространство имеет не три, а четыре измерения, – это не математическая абстракция. Это – реальность. Мы живем именно в таком мире, – говорил Феликс, склонившись рыжей гривой над белым листом бумаги с несколькими формулами. – Мы просто это четвертое измерение не ощущаем! Как не ощущал бы третье измерение – высоту – плоский муравей, живущий на двухмерном листе бумаги.

А вот, если бы, могли видеть мир в четырех измерениях, то, например, шар мы бы наблюдали со всех сторон разом! Тогда бы тебе, Макс, продавщица яблочко с гнилью не подсунула бы, хоть и положила бы его на весы румяным бочком! Ты бы тогда повернутую от тебя сторону яблока с темным пятном все равно бы видел!