Тайная дипломатия #2 - [7]

Мария Николаевна помолчала, прикусила тонкую нижнюю губу острыми мышиными зубками и промямлила:

— Я бы и согласилась, но кто на меня позарится? И опыта нет. У меня до сих пор ни кавалера не было, ни любовника.

Эх, а вот это плохо. Девственница в таком деле — явление непредсказуемое. А вдруг возьмет, да и влюбится в объект разработки, да и пошлет подальше собственного работодателя?

— Мне один мастеровой в трамвае как-то сказал – мол, на такую как ты, я позарюсь только после бутылки. Он, разумеется, немного по-другому сказал, но суть та же. Но какие секреты человек может выдать, если он целую бутылку выпьет? А я могу быть переводчицей с французского или немецкого, умею печатать на машинке.

Я призадумался. Переводчик с французского или немецкого никогда лишним не будет, но ради этого устраивать девушку в ВЧК? Хм…

— Мария Николаевна, меня к вам такой вопрос — как вы узнали, что я нахожусь в России, да еще и в госпитале? Только не говорите, что брат вам письмо написал.

— А здесь все просто, — пожала плечами барышня. — Позвонила в Москву, на Большую Лубянку, мне и ответили, что товарищ Аксенов в Петрограде, возглавляет отряд, направленный на подавление мятежа. Позвонила военному комиссару, узнала адрес, где разместили отряд. Потом позвонила в казарму, узнала, что вы ранены, в каком госпитале.

— Так вот, просто взяли и позвонили? — вытаращился я. — И вам просто так ответили и на Лубянке, и в военкомате? И кто, интересно? Вы же по междугородней связи разговаривали. Все так просто?

— Ну, не так, чтобы просто, — хмыкнула Мария Николаевна. — Главное было телефон дежурной части Лубянки найти, но он в «Адресной книге Москвы» есть, а сама книга в читальном зале библиотеки. Я там телефоны выписала, какие были. Телефон дежурного, телефон секретаря Председателя ВЧК. Странно, что телефон Дзержинского там есть, а вашего нет. И звонила я либо из губернского управления образования, либо из жилконторы. Один раз даже из отделения милиции.

Мне стало совсем интересно.

— И что говорили? — полюбопытствовал я.

— Когда из губуправобраза звонила, то говорила, что товарища Аксенова приглашают прочитать лекцию о международном положении в секторе школоведения при Смольном, а когда из отделения милиции звонила, то говорила, что шпиона поймали, а из жилконторы, что товарищей интересует количество квадратных саженей в квартире, которую собираются предоставить сотрудникам Иностранного отдела ВЧК. Звонила один раз в две недели, мне отвечали. Вначале – мол, товарищ Аксенов в командировке, а потом – мол, приехал, но снова отбыл. В Череповец ездили, так? Главное — не тушеваться и спрашивать уверенно. Я, когда из милиции про шпионов начала спрашивать, так все отделение разбежалось. Дескать, вдруг какую тайну услышат, оно им надо?

Я опять подосадовал на своих коллег. Ну сколько можно талдычить, что по телефону не следует разглашать секретную информацию. А тут какая-то девчонка «развела» и дежурных, и секретарей Дзержинского. Но девушка начала мне нравится. Похоже, что авантюризм — это семейная черта Семенцовых. Интересно, а чем занимался глава семейства, статский советник Николай Тимофеевич Семенцов, будучи товарищем Петербургского монетного двора? Не чеканил ли фальшивые австрийские марки? Или монеты из коллекции Аракчеева?

— Скажите, Мария Николаевна, а у вас есть опыт торговли? — спросил я, а потом зачем-то решил уточнить. — Мы в Париже под прикрытием работаем, но деньги тоже нужно зарабатывать.

— А еще вы там фальшивые акции сбываете, — сообщила девушка. — А зная Андрюшу, то скорее всего, еще и фальшивые деньги. — Посмотрев мне в глаза, девушка снисходительно улыбнулась. — Когда Андрей последний раз приезжал, он с папочкой в кабинете уединился, но я подслушивала. Папочка не знает, что на двери одна филенка отходит.

Если бы я сейчас не сидел на кровати, то сел бы. И что теперь? Вообще-то, обладателей таких тайн — и Марию Николаевну, и ее папочку, следует посадить в одиночную камеру пожизненно, а еще лучше тихонько где-нибудь утопить.

Если бы я сейчас писал сценарий фильма, где кровавые чекисты занимаются вымогательством и спекуляцией, а убийствами обывателей, то завтра какие-нибудь уголовные элементы забили бы до смерти и папу и дочку. Но я на земле живу и, даже если бы захотел уничтожить опасных свидетелей, то при всем желании этого бы сделать не смог.

— Стало быть, и вы теперь соучастник, — резюмировал я. — Если попадете во Францию, сообщите в газеты или в полицию, что мы с вашим братом торгуем фальшивыми акциями, то на гильотину пойдем вместе. Я стану говорить, что акции вы печатали вместе с братом.

— За фальшивые акции на гильотину не отправляют, — меланхолично сообщила девушка. — За изготовление и сбыт фальшивых ценных бумаг по законам Третьей республики можно получить до двадцати пяти лет каторжных работ. Но вам с Андреем, скорее всего, дадут лет двадцать, а мне не больше десяти. Снизойдут, как к женщине. Я поплачу немножко, пожалуюсь на стесненные обстоятельства, поругаю большевиков.

После таких слов я уже был готов зачислить девушку в отдел переводчицей. Но можно консультантом по французскому законодательству. Я-то такие тонкости не знал, а следовало изучить.