Тайна Золотой Долины - [45]

«Наверно, Белка еще не успела передать про несчастье, – решил я. – Иначе он вел бы себя иначе».

– Молокоед, – сказала Белка, когда я открыл дверь, – что с тобой? На тебе лица нет!

– А куда же оно девалось? – невесело улыбнулся я, не зная, как мне вести теперь себя с Белкой.

Зеркала у нас не было, и я посмотрел в котелок с водой: почти черное, худое лицо с воспаленными глазами… Попробуй не поспать трое суток – не только лицо, голову потеряешь!

Белка забеспокоилась, стала всячески ухаживать за мной, рылась в аптечке, отыскивая лекарство.

– Тебе надо срочно лечь, Молокоед, – приговаривала она. – Ложись, а я буду около тебя дежурить.

«Вот подлиза! – думал я. – Теперь юлишь, а вчера что говорила?»

И нарочно, чтобы позлить Нюру и отомстить за вчерашнее, я перешел на индейскую речь:

– Слушай, Рыжая Белка, мы теперь встали на Тропу Войны, где женщинам делать нечего. Вернись в свой вигвам и займись женским делом.

– Подумаешь! – сразу вспыхнула она, сощурив свои реснички. – Тогда мы пойдем с Дубленой Кожей рыбу ловить.

Она взяла удочку, подбежала к Димке и, схватив его за руку, потащила к реке.

Мне тоже, может быть, хотелось ловить с Белкой рыбу, но я взял себя в руки и сказал Левке все на том же индейском языке:

– Слушай меня, Федор Большое Ухо! Ты привел сюда эту женщину, и наше мужество растаяло под огнем ее глаз. Ты видишь этого юношу, который стоит сейчас у реки? Он делает вид, что его интересует крошечная уклейка, которая теребит муху на удочке. Но его сердце уже размякло: это не сердце воина, а кусок слизи. Иди и прогони отсюда Рыжую Белку.

– Она же обидится, Молокоед! – пролепетал Левка. Но мое сердце ожесточилось:

– Вот и хорошо, что обидится. Постарайся обидеть ее сильнее, Большое Ухо, чтобы васильки ее завяли и тебе больше не хотелось в них смотреть, обидь ее так, чтобы она заплакала и ушла.

Но когда Левка тихо побрел к берегу, я крикнул ему вдогонку:

– Пусть Рыжая Белка придет нас провожать!

Как только мы втроем снова собрались у костра, я рассказал ребятам свой план.

Димка и Левка должны все время вертеться недалеко от пещеры, делать вид, что моют песок и ищут золото, а я проберусь в лес и пойду вверх по ручью до котловины. Там я разведаю, что нужно, и завтра же мы уйдем в город, чтобы доложить обо всем Тулякову и навсегда распроститься с проклятой Золотой Долиной.

– Надо быть круглым идиотом, чтобы, не сказавшись никому, убежать из дому.

Левка и Димка очень удивились моим словам, а Димка засмеялся:

– Не ты ли самый круглый?

– Это мы еще посмотрим, кто круглее – ты или я. А пока прошу не вступать в пререкания.

Винтовку я оставил, чтобы ребята могли дать мне сигнал об опасности, а сам взял кирку и пошел в свое последнее путешествие по Золотой Долине.

Теперь я уже не боялся старика: он сидит, как крот, ослепленный в своей пещере, и вряд ли рискнет показаться наружу при дневном свете, когда у нас есть винтовка. А если все-таки выползет, ему не удастся выстрелить мне в спину: мои верные товарищи меня предупредят. Поэтому я не стал карабкаться к тропинке над ущельем, а спустился к самому ручью, где мы побоялись идти в прошлый раз с Димкой.

Чем дальше я шел, тем угрюмее становилось ущелье. Местами огромные камни, как плотины, преграждали путь ручью; он образовывал озерца и пруды, откуда падал гремящими водопадами.

Скоро мне стали попадаться те самые кристаллы, которые мы приняли за золото. Сначала я собирал их в карман, но их становилось все больше, и я, наконец, прекратил это пустое занятие. Меня сейчас интересовала котловина в верховьях ручья. «Именно в ней – разгадка Золотой Долины», – думал я.

Котловина была больше, чем мы предполагали. За поворотом, где она огибала скалу, открывалось продолжение впадины. И везде я видел следы работы людей: углубления, ниши…

Я взобрался на один из выступов и ударил киркой в скалу. Посыпались искры, а кирка зазвенела, будто я стукнул ею о железо. Я ударил сильнее, и мне удалось отбить от скалы небольшой камешек. Он был очень тяжелым и блестел.

«Ого! – подумал я. – Это не камешек, а что-то другое».

Я стал бить скалу в разных местах, и везде от нее отлетали такие же тяжелые, блестящие куски[50].

«Это и есть, конечно, медная руда», – решил я и, набив ею полные карманы, вышел на тропинку.

Теперь мне все стало ясно. Одного только я не понимал, зачем этот кощей охраняет руду? Если бы золото – тогда понятно. Золото можно продать, но кому нужна руда?

Надо же было так случиться, что я получил ответ на этот вопрос уже через несколько минут!

Недалеко от котловины мне послышалось, что кто-то раздвигает кусты и идет навстречу. Я отпрянул в сторону и спрятался за молодую широкую елку. Шли старик и Белотелов. Поравнявшись со мной, они остановились. Белотелов горячо что-то доказывал. Он говорил о какой-то выгодной сделке и о том, что другого выхода нет, но в чем дело, я не мог понять. А старика словно прорвало.

– Идиот, дурак! – неожиданно вскрикнул он и зашепелявил: – Я берег этот клад двадцать лет… для чего? Чтобы ты вздумал его продавать, когда богатштво почти твое? Что эти пятьдешат тышач долларов, ешли тут меди на дешатки миллионов!