Тайна «Запретного города» - [11]

— Откуда ты знаешь, что ее убили вьетконговцы?

— Было расследование. Они всех убивают, кто не хочет их поддерживать. И если им поддаться, они всех нас перебьют. И поэтому их нужно уничтожать. Я буду им мстить — за себя, за мать.

— Ну ладно, хватит о политике, — перебил сына Хоанг, которому каждое слово причиняло боль.

— Вот-вот! — еще больше распалился Виен. — Если вьетконговцы нас сожрут, то из-за таких, как вы, нейтралистов.

— Нейтрализм — это политика, — возразил Хоанг. — А я уже сказал, что политика меня не интересует.

— Действительно, хватит о политике, — вдруг примирительно сказал Виен. — Расскажи лучше… Расскажите лучше о себе.

— Тебе хочется назвать меня на «ты»? — потеплел Хоанг.

— Каждому человеку нужен отец, — серьезно ответил Виен. — Особенно остро это ощущаешь, когда у тебя его не было с детства.

— Тогда — прочь церемонии.

— Попробую.

И Виен улыбнулся отцу.

Смятение, которое Хоанг испытал в первые минуты их встречи, вновь вернулось к нему. Да, его сын — враг. Но ведь это его сын! Это их сын — его и Лан! Пусть он — враг, но в нем есть что-то человеческое, порядочное. И Хоанг не может, не имеет права отступиться от него! Эта их первая встреча не должна быть единственной! Ведь он столько лет ждал ее! Нет, он обязан что-то сделать. Но что? Рассказать Виену о его матери, о том, как они вместе начинали борьбу? Рассказать, что суровые законы подпольной работы разлучили их с Лан не на год, не на два, а на целые двадцать лет? Рассказать, что отец Лан проклял свою дочь за то, что она стала революционеркой и что именно поэтому дядя отобрал у нее Виена? А Хоанг не сомневался, что четырехлетнего Виена разлучили с матерью именно из-за этого. Хоанг о многом мог бы рассказать своему сыну. О том, как шагал сотни километров по пыльным дорогам, пробирался по топким болотам, по непроходимым джунглям, изъеденный до язв москитами, изнывающий от жары и жажды. О том, как не ел, не спал по нескольку суток, как спасал под бомбами детей в деревеньке, где стоял их отряд.

Да, Хоанг многое мог бы рассказать Виену. Увы, это было исключено. Во всяком случае, сейчас. Остается только ждать, присматриваться к нему, исподволь искать пути к глубинам его души, где, может быть, осталось еще что-то такое, что сможет их сблизить. Может быть…

— Мне рассказывать особенно нечего, — задумчиво произнес Хоанг, стараясь отогнать от себя невеселые воспоминания. — После того как мы расстались с твоей матерью, я уехал в Лаос, открыл небольшой магазин. Десять лет назад вернулся, поселился в Хюэ. Я ведь родом оттуда.

— А в Хюэ у тебя тоже магазин? — Виен уже окончательно перешел на «ты».

— Да.

— А чем ты торгуешь?

— Продаю картины на лаке.

— Сюда приехал ненадолго?

— На месяц-полтора. Хочу расширить дело и перебраться в Сайгон.

— Это было бы неплохо. Мы могли бы чаще видеться.

— Конечно, — согласился Хоанг. — Одиночество — паршивая штука. Знаю по себе. У тебя ведь здесь тоже нет близких, насколько я понимаю.

Виен отрицательно помотал головой.

— Встречаешься с какой-нибудь девушкой?

Виен замялся:

— Как тебе сказать? В общем-то, да.

— А кто она?

— Студентка. Учится в пединституте. Живет с матерью. Мать держит галантерейную лавку.

— Тоже без отца?

— Да нет. Отец у нее есть. Но он с ними не живет. Она — метиска. Ее отец — американец.

— Ну, сейчас это не редкость.

— А Лан ужасно переживает. В детстве ее всегда дразнили, да и сейчас задевают. Но она очень хорошая девушка.

«Лан! — снова кольнуло Хоанга. — Лан!»

— Ты ей тоже нравишься?

— Не знаю. Не могу ее понять. У нее такой вздорный характер.

— А как вы познакомились?

— Когда я учился в Штатах, ее отец преподавал у нас психологию. В позапрошлом году я приезжал сюда на каникулы, и он попросил передать Лан и ее матери подарки от него. Кстати, господин Уоррел иногда приезжает сюда. Это необыкновенный человек. Вьетнам знает так, что можно позавидовать. Я ему многим обязан. Он помогал мне в Штатах и вообще заботился обо мне. Почти каждый праздник я проводил в его доме, ездил с ним отдыхать на море. Он и устроил меня работать в «Феникс» через своих знакомых. Такое место сейчас нелегко получить. Я вас обязательно познакомлю. Он тебе понравится.

«Что ж, — подумал Хоанг, — встреча с этим Уоррелом не помешает. Даже наоборот — такие связи только охраняют. Тем более что знакомство будет вполне обоснованным и не вызовет подозрений ни у охранки, ни у американских секретных служб. А этот Уоррел, судя по всему, не простая птица и явно имеет к ним отношение. Преподает психологию в академии и иногда приезжает во Вьетнам. Не в ЦРУ ли работает этот «психолог»?»

— Через два дня — Тет, — сказал он Виену. — Где ты его празднуешь?

— У Лан. Она с матерью и я. А знаешь что — пойдем к ним вместе.

— Это, наверное, неудобно. Они приглашали только тебя. Тет — праздник семейный. Как же ты явишься вдруг с незнакомым человеком.

— Госпожа Бинь считает меня своим человеком в доме, — продолжал уговаривать отца Виен. — Она всегда так сокрушалась, что у меня нет родителей. В общем, решено: мы идем вместе.

Предположение Хоанга оказалось верным. В центре «элегию» Смелого расшифровали с помощью его жены очень быстро. Она рассказала, что познакомилась со своим будущим мужем в небольшом кафе «Виньлой» на бульваре Нгуен Хюэ и что Смелый подарил ей нефритовый медальон в форме сердечка. Передав Хоангу сообщение центра, связной вручил ему и этот медальон.