Тайна заброшенной часовни - [39]

Неведомая сила вытолкнула пана Адольфа из-под машины.

— Ну, знаешь! — завопил он. — Я мотаюсь по всей округе в поисках механика для твоей машины, а ты на меня же всех собак готов повесить! Только из-за того, что я не потащился с тобой дуть какое-то паршивое пиво!

— А где он, твой механик? — глупо хихикнул пан Ендрусь. — Его тоже я потерял?

— Постыдился бы, Ендрусь! — одернула его пани Краличек.

Пан Адольф только молча смерил приятеля уничтожающим взглядом и снова исчез под машиной. Но, похоже, руки у него сильно дрожали, и он что-то не то сделал: двор вдруг огласился отчаянным ревом клаксона.

Звук был устрашающий. Пан Краличек так и присел, его жена поморщилась и заткнула уши, а самая чувствительная из всех панна Эвита вскочила, выронив спаниеля.

Щенку, вероятно, нечасто удавалось вырваться на свободу, поэтому он, радостно завизжав, опрометью куда-то помчался.

— Лови его! — крикнула пани Краличек.

— Дерзите его! — закричала Эвита.

Однако собачка, ловко сманеврировав, проскользнула между растопыренными руками панны Эвиты и Брошека и, протиснувшись в дырку в заборе, с веселым лаем понеслась по круто спускающейся вниз дорожке.

Брошек мгновенно понял, куда мчится опьяневший от счастливого ощущения свободы щенок, и на секунду оцепенел. Однако тут же пришел в себя и кинулся за ним. С разбега перемахнув через забор, он в несколько скачков догнал спаниеля. И, точно вратарь на низкий мяч, бросился на него и бесцеремонно схватил за хвост и задние лапы. Щенок жалобно заскулил, а лицо приближающейся панны Эвиты исказила злобная гримаса. Когда же, подбежав к поднимающемуся с земли, бледному от волнения Брошеку, она увидела, что тот поймал собачку буквально в метре от обрывистого берега реки, прямо над тем местом, где бурлил один из грозных водоворотов, то просто разрыдалась.

— Бозе мой, Бозе мой! — запричитала она сквозь слезы.

Потом схватила собачку на руки. Потом обняла Брошека за шею и… принялась осыпать его лицо жаркими благодарными поцелуями.

Брошек замер. В голове у него была полнейшая пустота. На щеках и лбу горели поцелуи. В лицо ударял крепкий запах духов.

В этот самый момент опять заревел клаксон, но не в сарае, а на мосту.

Там остановилась возвращающаяся с базара машина. Из окна высунулась Икина мать; сидевшая рядом с ней Ика напряженно глядела прямо перед собой.

— Эй, Брошек! — крикнула мама. — Можешь не ходить за газетами. Я все купила. Ну и… прими мои поздравления!

И машина, проехав по мосту, начала взбираться на другой берег.

Брошек не без труда уклонился от дальнейших изъявлений благодарности.

И повернул к дому.

Обычно расстояние от моста до дома он преодолевал за четыре минуты.

Однако на этот раз — хотя ему было о чем рассказать, и новости он нес поистине сенсационные, — Брошек едва переставлял ноги.

Дорога заняла у него чуть ли не четверть часа.

Уже пробило двенадцать, а следовательно, пришла пора заняться обедом.

В тот день кашеварили Катажина с Пацулкой. Тем не менее, когда Брошек доплелся до дома, он застал всех друзей на кухне. Из кухонного окна были видны как сарай, так и часовня, поэтому Влодек мог без зазрения совести покинуть свой пост на веранде, чтобы помочь Катажине чистить картошку. Ика, естественно, к ним присоединилась. И в этом тоже не было ничего удивительного: все, кроме Влодека, сделали небезынтересные открытия, которые следовало немедленно обсудить. Поэтому, несмотря на протесты Пацулки, компания собралась на кухне, где начались страшная кутерьма и дикий галдеж, достигшие апогея, когда Ика сообщила, что Брошек на берегу целовался с очаровательной панной Шпрот.

— Может, он любит рыбные консервы? — хихикнул Влодек. — Впрочем… — И осекся.

— Что «впрочем»? — спросила Ика, и голос ее опасно дрогнул.

Влодек счел за лучшее не продолжать и сосредоточил все свое внимание на очередной картофелине. На мгновение воцарилась тишина, которую Пацулка встретил вздохом истинного облегчения.

Именно тогда в кухню вошел Брошек.

— Что слышно? Как дела? Вы не представляете, — выпалил он, вымученно улыбаясь и не глядя никому в глаза, — сколько интересного я узнал. Просто не представляете!

— Не представляем? — с холодным презрением процедила сквозь зубы Ика.

— Я что-то видел, я что-то слышал, — пропел Влодек.

— Угу, угу, — подхватил Пацулка.

Альберт смотрела на Брошека возмущенно и негодующе. Ика принялась энергично резать лук для салата. Однако Альберт отлично понимала, что слезы на глазах ее ближайшей подруги не только от лука. Поэтому в ее сердце вспыхнул гнев, и этот гнев был страшен, ибо ему сопутствовало отвращение к безнравственной личности.

— Ничего не может быть хуже, — сказала Альберт, глядя Брошеку прямо в глаза, — если дурные наклонности начинают проявляться уже в младенческом возрасте.

— Ха-ха, — добавил Пацулка.

— Чего вы от меня хотите? — спросил Брошек, чувствуя, что его бросает то в жар, то в холод.

Альберт приблизилась, ткнулась носом в его щеку и, принюхавшись, брезгливо поморщилась.

— От него разит духами! Духами «Шанель»! — со знанием дела сказала она. — Стыд! Стыд и позор! Панна Шпрот очень хороша, не спорю. Но целоваться с этой куколкой на берегу реки, среди бела дня, под самым носом у бедного жениха и у всех на глазах…