Тайна вторжения - [23]

— Нет, посиди. Ну, ты скажи, что сейчас, по-твоему, нужно делать? Убили нескольких работников ВД республики, мусульман, пролилась кровь. Мы это так оставим?!

— Я вижу только путь переговоров. (На слово «переговоры» у многих сидевших в зале лишь усмешка на лице). Переговоров с самим Багаудином. Он никого не убивал. Он ученый. Только переговоры и поиск компромисса может удержать нас от гражданской войны. Переговоры даже с дьяволом предпочтительны, чем бросать в пожар войны молодых, здоровых ребят.

— Да мы их всех до единого прикончим! Какие переговоры?!

— Вот у вас здесь я вижу сотни молодых крепких ребят, которые прикомандированы в Цумада. Среди них хоть один есть такой, что не жалко было бы его потерять? Хоть один есть, у кого не было бы матери, жены, детей? Ведь все они нам всем и их семьям нужны. Уничтожение тех не обойдется без жертв для вас. Ради сохранения жизни вашим работникам, нашим дагестанцам надо бы думать о бескровном урегулировании этого конфликта.

— Мы знаем где, по каким селениям они расположились, знаем, кто и где сейчас выжидательно осели, мы не оставим ни одного «ваххабита» в Дагестане! Что же ты не пойдешь, не поговоришь со своим другом Багаудином, может, ты его убедишь?

— Для этого нужны какие-то полномочия, с чем я пойду к нему, кто я такой?

— Какие полномочия тебе нужны? Езжай и все. Он же тебя знает?

— Чем я могу ему ответить на какие-то социальные требования, политические требования?

— Требований у него не может быть, он — никто! (Еще одна правда из уст высокопоставленного чиновника. Вот она, политика власти к религиозным инакомыслящим! Вот где корни конфликта! И это не сегодняшняя позиция, это начиная с 1990–91 гг.)

— Вот и начнется 1929 год. Точнее 1918 год. Вредными и ненужными Дагестану окажутся сотни и тысячи людей. Только по признаку бороды. По инакомыслию.

— Тут включился седоволосый молодой человек (лет под сорок) и задал мне вопрос:

— А что, до 1929 года все хорошо было у нас, да?

— Да, была разграбленная большевиками, разрушенная гражданской войной нищая, голодная страна. Готовились эшелоны раскулаченных. Готовились процессы против врагов народа. Все было прекрасно!

— А до 1917 года все было нормально?

— Возьмите не большевистскую статистику 1913 года. Потребительская корзина рабочего Путиловского завода была неподъемной, по сравнению с корзиной советского рабочего в годы процветания социализма. С начала века Россия шла семимильными шагами в передовые страны мира, по темпам развития не было ей равных в мире. Не хочу я ликбезом заниматься, читайте достоверную историю, а не легенды с мифами ВКП(б) с ЦК.

— По-твоему, революция испортила все, да?

— Вы до сих пор сомневаетесь? Вот потому то мы топчемся на месте, вот потому-то и одни беды наши сменяют другие. Вот где корень зла!

— Абдурашид, ты поедешь завтра к Багаудину? — включился опять Омаров М.

— Определенно ответить на этот вопрос я не могу. Я подумаю.

— Если решишь поехать, ты нам сообщи.

— Исход любой войны, любого конфликта, каким бы ожесточенным он не был, какие бы обиды не были в основе этого конфликта во все времена и на всех континентах, это — неизбежный мир. Сегодня есть жертвы. Но они не катастрофические, хотя, для матери не вернешь сына, для детей не вернешь отца. Эта трагедия родных и близких погибших, это горе для всех. Однако лучше мир после десятка жертв, чем после сотен. Если и после сотен жертв мы не придем к миру, мы к нему придем после тысяч жертв, после катастрофических для целого социума разрушений, бед и лишений. В масштабе истории мы все окажемся глупыми пешками, слепыми исполнителями чьего-то политического заказа, замысла и козней. Мне бы не хотелось, чтобы так было. Нельзя допускать гражданскую войну в республике, нельзя допускать крупномасштабные военные действия на Кавказе, переговоры и компромисс сегодня, это выигрыш в историческом масштабе. Все же мне хочется мудрых действий, а не решительных. Это мое мнение и моя позиция. А я всего лишь один из…. Решать вам. Мы не настолько богаты, чтобы допустить на нашу землю войну. С вашего позволения я покину вас.

— Завтра свяжись тогда с нами, — сказал Магомед Омаров, пожал руку и я вышел из кабинета начальника РУВД. Со мной из кабинета вышел и сопровождал меня почти до моста тот самый седоволосый молодой человек. После многочисленных его вопросов, в том числе и на счет даты моего отъезда из района и вылета в Москву. Я спросил его, откуда он родом и кем он работает в районе?

— Я с Гергебильского района. Работаю в Цумадинском ФСБ.

— На счет даты своего отъезда я его дезориентировал. Мы попрощались на неожиданном для меня тоне:

— Встретимся тогда 15 августа в Махачкале, — многозначительно сказал он мне.

А 15 августа, иншаллах, я буду уже в Москве. Хотя, задержать меня в Махачкале для них ничего не стоит. Держать в поле зрения меня — не надо даже особо стараться.

На следующий день я встретился с имамом Агвалинской мечети Саид-Хусеном, который мне посоветовал не ехать на переговоры. Объяснил он это так:

— Вчера я был у Багаудина. Он готов на переговоры, но с условием, что М. Омаров гарантирует ему эфир на республиканском телевидении в виде дискуссии или обращения к дагестанцам. Он хочет объяснить свою позицию дагестанцам, готов на любые дебаты с участием любого государственного или религиозного деятеля республики. После этого — переговоры с представителями власти. Он тебе то же самое и скажет. Это первое. Второе, что я тебе особо хочу подчеркнуть, — после переговоров с Багаудином на обратном пути нашу машину обстрелял милицейский пост. Я ведь поехал туда по поручению М. Омарова! Еле вышли из этой ситуации. Тебя на обратном пути или там же, у мятежников, могут прикончить и вину свалить на них. Объективное мнение, правдивый взгляд на эту проблему им (власти — авт.) не нужен. Твой подход к любой такой проблеме нестандартный и исключительно всегда неприемлемый для власти. Потому я категорически против твоей поездки к Багаудину.