Тайна Вильгельма Шторица - [32]

Горожане повалили на Михайловскую площадь, испуганные набатом. Бежали даже с самых отдаленных окраин. Штепарк опять полез на башню со своими агентами. Быстро прошли они всю лестницу, обыскали при ярком дневном свете помещение для колоколов, осмотрели весь верхний этаж и всю галерею.

Никого и ничего не было. Колокола еще беззвучно покачивались, но невидимые звонари успели скрыться.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Итак, наши опасения оправдывались. Вильгельм Шториц из Рача не уезжал и без труда пробрался в дом к Родерихам. Убийство на этот раз не получилось, но нельзя было ручаться за будущее. Свое покушение он может повторить, и, быть может, даже с успехом. Необходимо было что-нибудь придумать, чтобы оградить себя от злодея.

Я придумал, и довольно легко. Прежде всего, я предложил заинтересованным лицам, всем, кому грозила какая-нибудь опасность от Шторица, объединиться и организовать систему самозащиты. Я изучил для этого всевозможные способы и немедленно привел свой план в действие.

Утром 6 июня, через двое суток после покушения, моего брата перенесли в дом к Родерихам и положили в комнате рядом с комнатой Миры. Его рана уже начала заживать. Свой план я сообщил доктору; он его одобрил, дал мне карт-бланш и сказал, что будет смотреть на меня как на коменданта осажденной крепости.

Я сейчас же начал распоряжаться. Оставив для охраны Марка и Миры всего только одного лакея — этот риск был в данную минуту необходим, — я приступил с помощью обитателей дома, не исключая и госпожу Родерих, к самому тщательному осмотру всего жилища.

Мы плотной стеной обошли все лестницы, все коридоры, обшарили все комнаты, передвинули всю мебель, заглянули под кровати, под матрацы. Не пропустили ни одного уголка. Все занавески перетряхнули, обшарили все шкафы. После осмотра каждой комнаты дверь ее тщательно запиралась на замок.

На эту работу ушло два часа. Теперь мы могли быть уверены, что в доме нет врага, хотя бы он и был невидимкой.

Так дошли мы до входной двери. Я сам ее запер и ключ положил к себе в карман. С этих пор без моего позволения никто в дом не мог войти и никто не мог из него выйти. На всякий стук молотка в доску буду выходить я сам с кем-нибудь из прислуги, опрашивать и впускать. Дверь будет отворяться на цепочке. Я принимал на себя обязанность старшего швейцара.

Дом превратился в настоящую крепость.

Тут, пожалуй, мне возразят. Скажут: даже не в крепость, а в настоящую тюрьму. Что ж, пожалуй, и так. Но тюрьма не беда, если знаешь срок, когда из нее выйдешь. Знали ли это мы? Боюсь, что нет.

Я продолжал размышлять над нашим положением, и хотя не проник в тайну Вильгельма Шторица, но до известной степени приблизился к ее разгадке.

Нахожу нужным сказать здесь несколько слов хотя бы для краткого и сухого объяснения.

Солнечный луч, проходя через призму, разлагается, как известно, на семь цветов, совокупность которых дает белый цвет. Эти цвета — фиолетовый, синий, голубой, зеленый, желтый, оранжевый и красный — составляют так называемый солнечный спектр. Но эта видимая световая гамма не есть еще полный спектр. Существуют, по всей вероятности, лучи и других цветов, но только мы их не видим. У этих неизвестных нам лучей могут и свойства быть вполне отличные от свойств, характеризующих лучи, нам известные. Последние могут проходить лишь через немногие прозрачные тела, как, например, через стекло. Почему же не допустить, что первые могут проникать беспрепятственно через всякое тело?[4] Так как мы сами этих лучей не видим, то и это свойство их остается до сих пор нам неизвестным. Возможно, Отто Шторицу удалось открыть лучи, обладающие именно такой способностью, то есть могущие проходить сквозь всякое тело, даже и темное. Открыв эти лучи, он, вероятно, изобрел также и состав, который, будучи введен в организм, может распространяться по его поверхности и вместе с тем изменять природу различных лучей, содержащихся в солнечном спектре. Если сделать такое допущение, то все остальное становится понятным. Свет, падая на поверхность непрозрачного тела, пропитанного этим составом, разлагается не на обыкновенные лучи, а на те неизвестные нам, существование которых я выше предложил допустить. Эти лучи свободно проходят через темное тело и, выходя из него обратно, превращаются в лучи обыкновенные, давая нашему зрению такое впечатление, как если бы этого темного тела не было совсем.

Конечно, тут все-таки многое еще непонятно. Почему одежда на Вильгельме Шторице делалась невидимой, как и он сам, а вещи, которые он брал в руки, оставались видимыми?

И что это за состав, способный производить такой невероятный световой эффект? Этого я еще не знал, к своему глубокому сожалению. Если бы я знал, то мог бы тогда бороться с нашим врагом равным оружием. Но, быть может, нам удастся осилить его и без этого состава? Я ставил такую дилемму: или этот состав действует лишь временно и потом действие его прекращается, или он действует однажды и навсегда. В первом случае Шторицу приходится повторять через известные промежутки времени прием своего снадобья, во втором он должен принимать какое-нибудь, так сказать, противоядие, чтобы привести себя в обычный вид, потому что и для него самого далеко не всегда удобно быть невидимкой. Как в том, так и в другом случае Шторицу необходимо или всякий раз фабриковать оба состава, или держать где-нибудь у себя постоянный их запас в более или менее значительном количестве.