Тайна Вильгельма Шторица - [26]

Губернатор, однако, продолжал интересоваться этим делом, хотя оно и заглохло. Положим, выходка озорника не имела особо важных последствий, но все-таки повторение чего-нибудь подобного было нежелательно. Этим нарушалось общественное спокойствие, а губернатор обязан его охранять. Когда он узнал от начальника полиции об отношении Шторица к семейству Родерих и об угрозах, высказанных этим немцем, он принял все это близко к сердцу и решил не останавливаться перед крутыми мерами против дерзкого иностранца: тем более что этот немец совершил кражу — все равно, сам или через кого-то другого. Если он окажется в Раче, его сейчас же арестуют, а из четырех стен тюрьмы ему не удастся уйти незамеченным, как он ушел из дома Родерихов.

Вследствие этого 30 мая между его превосходительством и Штепарком произошел следующий разговор:

— Вы ничего нового не узнали?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Нет, стало быть, основания предполагать, что Вильгельм Шториц собирается вернуться в Рач?

— Ни малейшего, ваше превосходительство.

— За домом наблюдают?

— Днем и ночью, ваше превосходительство.

— Я написал обо всем в Будапешт, и мне рекомендовано принять самые решительные меры для пресечения дальнейших выходок.

— Если Вильгельм Шториц не появится в Раче, то опасаться нечего, а мы знаем из вернейших источников, что 25 мая он был в Шпремберге.

— Но он может приехать, а этого не следует допускать.

— Нет ничего проще, ваше превосходительство: благоволите сделать распоряжение об административной высылке.

— Не только из Рача, но и вообще из Венгрии… Да, это так.

— Как только у меня будет в руках это постановление вашего превосходительства, я немедленно оповещу все пограничные власти.

Постановление было тут же составлено, подписано и вручено Штепарку.

Теперь все мы окончательно успокоились. Но мы еще не знали всей таинственной сути дела и не представляли дальнейших событий…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Приближалось 1 июня — день свадьбы. Я с удовольствием заметил, что Мира очень мало и редко вспоминает о необъяснимых происшествиях. Впрочем, при ней ни разу не было упомянуто имя Вильгельма Шторица.

Она была со мной откровенна, делилась планами на будущее, хотя и сама хорошенько не знала, придется ли их осуществить. Ехать ли ей с Марком жить во Францию? Нет, это лучше потом. Сразу расстаться с отцом и матерью ей будет чересчур тяжело.

— Сначала мы съездим в Париж на несколько недель, — говорила она. — И вы, конечно, поедете вместе с нами, да?

— Отчего же, только вы сами не захотите ехать вместе со мной. Вам будет не до меня.

— Да и вам будет с нами скучно. Новобрачные — плохая компания для третьего лица.

— Я готов с этим мириться.

Доктор одобрял этот план. Уехать из Рача на месяц или на два следует. Конечно, мадам Родерих будет скучать без дочери, но что же делать?

Марк тоже забывал, или старался забыть, о таинственных происшествиях, когда находился в обществе Миры, но наедине со мной он часто выражал различные опасения.

Он постоянно задавал вопрос:

— Ну, что, Генрих, ничего нового не слышал?

— Ничего, — неизменно отвечал ему я, и это была сущая правда.

Однажды он к своему вопросу прибавил замечание:

— Если бы ты даже и услышал что-нибудь в городе или от Штепарка…

— Поверь, я бы сейчас же тебе рассказал.

— Напротив, ты бы все это от меня скрыл.

— Даю тебе честное слово: я все тебе передам, как только узнаю что-нибудь. Но уверяю тебя, все перестали этим делом интересоваться. Никто ничего не говорит. Биржа спокойна, и бумаги идут вверх.

— Тебе хорошо шутить, Генрих…

— Мне хочется, чтобы и ты был повеселее, и хочется тебе показать, что я в самом деле не имею никаких оснований для беспокойства.

— Но если этот человек все-таки… — заговорил было Марк, сделав мрачное лицо.

— Поверь, он не настолько глуп, чтобы полезть в расставленную западню, — перебил я его. — Ведь его сейчас же вышлют из Венгрии, как только он объявится здесь. Не знать этого он не может.

— А в его сверхъестественное могущество разве ты совершенно не веришь?

— А ты веришь? Марк, ведь это же все сказки. Брось ты думать об этой чепухе, думай только о своем близком счастье. Блаженная минута для тебя ведь уже скоро наступит.

— Ах, Генрих, Генрих!..

— Какой ты неблагоразумный, Марк. Мира гораздо рассудительнее тебя.

— Она не знает того, что знаю я.

— А что ты знаешь? Сейчас ты знаешь только то, что врага твоего нет в Раче, что он явиться сюда не может и что ты больше никогда его не увидишь. Неужели этого еще мало для твоего спокойствия?

— Мало, Генрих. У меня есть предчувствие. Мне кажется…

— Марк, не сходи с ума! Знаешь что? Ступай-ка ты лучше к Мире. При ней у тебя сейчас же опять явится розовое настроение.

— Пожалуй, что так. Мне не следует отходить от нее ни на шаг.

Бедный Марк! На него было жаль смотреть. Тяжело было его слушать. По мере того как приближалась минута свадьбы, его опасения все росли. Что греха таить: я и сам ждал этого дня с большой тревогой.

Относительно брата я мог рассчитывать на Миру, что она поможет мне его успокоить, но с капитаном Гараланом я положительно не знал, что делать.

Когда он узнал, что Шториц находится в Шпремберге, я насилу его удержал от поездки туда. Между Шпрембергом и Рачем всего двести миль, то есть четыре дня пути в один конец. В конце концов нам удалось уговорить Гаралана, чтобы он туда не ездил, но он нет-нет да и порывался опять. Я все боялся, что он возьмет да и уедет тайком.