Тайна ультиматума - [4]

Подлетели к «Централю», я с размаху прыгнул в вестибюль, повалил кадку с пальмой, взбежал на второй этаж и, ворвавшись к себе в номер, немедленно позвонил в штаб — дежурный адъютант сказал, что генерал-майор в «Централе». С угловых комнат отеля уже вовсю палили через улицу. Забухали трехдюймовки — очевидно, со стороны Орлиного Гнезда.

Начальник штаба был в столовой для обер-офицеров, она была заполнена, некоторые сидели на полу. Генерал-майор Такаянаги, не дав мне открыть рта для рапорта, крикнул:

— Майор Момонои, вместе с полуротой немедленно взять резиденцию вражеского правительства!

Обстрел здания правительства в упор через улицу продолжался десять минут, оттуда не отвечали. Мы столпились в вестибюле и на лестницах. Во всем городе грохотали выстрелы. Обстрел здания правительства вдруг прекратился. Я обнажил саблю, крикнул «в атаку!», выскочил на улицу, бросился к резиденции правительства. Мы вбежали во двор, оттуда ворвались в здание. В темных коридорах и комнатах ни души, только густая пыль от штукатурки, хрустело стекло под сапогами. В полуподвальной комнате солдаты нашли четырех мужчин и одну женщину, закутавшуюся в одеяло, ее стащили с постели. Женщина закричала:

— Мы военный нет! Мы убирай комната, топи-топи печи. Аната, пожалуйста, не надо, не надо.

При свете фонарика женщина показалась мне довольно привлекательной. Я сорвал с нее одеяло и взмахнул саблей над ее головой, она упала в обморок.

— Поджечь здание? — спросил поручик Иван.

— Нет указаний, — ответил я.

— А этих? Может быть, переодетые партизаны?

— Это сторожа и дворники. Пусть живут.

Поручик помахал саблей в воздухе.

— Засовывать обратно в ножны в сухом виде — плохая примета.

— Еще успеем, — сказал я.

Пальба в городе закончилась к двум ночи. Последние выстрелы были даны из шестидюймовок с «Хидзэна», очевидно, по Гнилому Углу.

Я поехал на трофейной машине — «паккарде» — председателя русского правительства на Первую Речку осматривать захваченные казармы. У меня громко стучало сердце, когда я увидел казармы за тюрьмой. В этих казармах стояла та самая партизанская часть, которая в ноябре прошлого года встретилась с нами под Вяземской. Та самая, из-за которой все офицеры 42-го полка после неудачного боя обрили головы, как буддийские монахи, и обвязали белыми траурными тряпками сабельные эфесы.

Когда пулеметы стали бить по окнам, русские спали и, еще не проснувшись как следует, стали выбрасываться в нижнем белье из окон. Они не спали до этого несколько ночей, а в эту ночь успокоились и крепко заснули. Перед окнами внутри и снаружи казарм образовались брустверы несколько сяку вышиной из полуголых трупов. Та партизанская часть на Эгершельде, с которой мы начали, очевидно, не успела предупредить этих. Мы вовремя перерезали провода. На дворе валялись белые тряпки — наши офицеры получили полную сатисфакцию, смыли с себя позор. За казармами на горе хлопали в одиночку револьверные выстрелы, добивали сдавшихся.

В штабе на Семеновской, в адъютантской уже пили шампанское. В углу пели «Утэ-эя, корасэ-эя, рося-таки во!»[6].

Уже были получены реляции из Раздольного, Никольска, Шкотова, Имана, Спасска. Бой еще шел только в Хабаровске, город был взят, но часть неприятельского гарнизона еще сопротивлялась на окраине. Штаб напоминал университетское общежитие после победы в бейсбол. Вестовые тащили охапками с четвертого этажа давно заготовленные флаги с красным кругом — с утра украсят ими весь город, ставший нашим. Я стал вытирать платком глаза — воину не стыдно плакать от радости.

В кабинете начальника штаба стояли наши корреспонденты с повязками на руках. Генерал-майор медленно говорил, все записывали.

— …Но через час после установления соглашения русское командование под давлением вожаков партизанских отрядов отдало приказ всем гарнизонам в Приморье напасть ночью на наши войска. Первыми должны были выступить партизанские части на Эгершельде. Мы послали майора Момонои с солдатами на грузовике в сторону штаба крепости с тем, чтобы в случае появления партизанской колонны около вокзала поднять тревогу. В девять тридцать вечера на вокзальной площади появились густые цепи партизан, шедшие со стороны Эгершельда. Увидев наш грузовик, партизаны первыми открыли огонь без предупреждения. Наш ответный огонь обратил в бегство партизан. Они оставили на площади два трупа — это были трупы майора Югэ и ефрейтора Тагая. Очевидно, русские захватили их где-то и при бегстве убили. Их души навеки останутся в храме Ясукуни[7]. Командующий экспедиционной армией Японской империи генерал Ои ввиду чрезвычайной обстановки отдал приказ, не запрашивая высочайшей санкции, выступить немедленно всем частям для поддержания престижа Империи и восстановления правопорядка. Военные действия начались во всем Приморье, наши доблестные войска…

В кабинете было очень душно, я и поручик Ивая вышли в коридор покурить. К нам подошел Исомэ, он широко улыбался, от него пахло вином.

— Сейчас начальник штаба говорит о тебе. Как ты взял штурмом здание правительства, уничтожив партизанскую роту правительственной охраны. — Он сильно ударил меня кулаком по плечу. — Ты понял теперь, как надо читать старинные китайские книги? И как их правильно толковать? Понял тайну нашего ультиматума? Один из способов, рекомендуемый китайским стратегом.