Тайна тринадцатого апостола - [100]

— Оставь, сын мой. Просто пришел мой черед оставить этот берег и уйти в глубокие воды. Мне пора.

Открыв глаза, он окинул Нила взглядом, исполненным безмерной доброты:

— Ты останешься здесь, это место предназначено тебе от начала времен. Подобно возлюбленному ученику, ты склонишь голову к Иисусу, чтобы внимать ему. Услышать его может лишь твое сердце, и оно пробуждается день ото дня. Ты только слушай, и Учитель сам покажет тебе дорогу. Ты можешь всецело довериться ему. Люди предали тебя — он не предаст никогда.

Жизнь уже покидала его, но старик собрал последние силы:

— Беппо… позаботься о нем. Я поручаю его тебе. Он чист, как вода горного источника.

Наутро вершину соседней горы озарили лучи восходящего солнца, потом его сияние, разгораясь все ярче, залило отшельнический приют. В эти минуты старый пустынник, прошептав имя Иисуса, вздохнул в последний раз.

В тот же день отец Нил и Беппо похоронили его на вершине скалы, возможно, — подумалось Нилу — похожей на те, что высятся над Кумраном. Когда они в молчании вернулись к осиротевшему приюту, Беппо взял руку неподвижно замершего отца Нила, склонил перед Ним голову и мягким движением положил ладонь монаха на свою макушку с копной кучерявых волос.

Дни текли за днями, ночи следовали своей чередой. Время остановилось и, казалось, перешло в иное измерение. Отец Нил еще не вполне оправился, но тревоги, осаждавшие его в те ужасные дни, когда он гонялся за иллюзорной истиной, мало-помалу отпускали.

Истины не было ни в послании тринадцатого апостола, ни в четвертом Евангелии. Она не содержалась ни в одном тексте, сколь бы священным он ни был. Истина жила по ту сторону слов, напечатанных ли на бумаге или звучащих из людских уст. Она таилась в тишине, и тишина постепенно овладевала сердцем отца Нила.

Беппо перенес на монаха все то обожание, которое питал к старому отшельнику. Когда он являлся, всегда без предупреждения, они садились на камни возле приюта или у очага, поближе к огню. Отец Нил тихо читал ему Евангелие и рассказывал об Иисусе, как некогда тринадцатый апостол Иоханану.

Однажды, движимый внезапным порывом, он начертал незримый крест на лбу, устах и сердце юноши. Непосредственный, как дитя, Беппо высунул язык, которого тоже коснулся этот знак жизни и смерти.

На следующее утро парень вернулся очень рано, сел на соломенный тюфяк, спокойными глазами посмотрел на отца Нила и неловко выговорил, запинаясь:

— Отец… отец Нил! Я… мне бы читать научиться. Чтобы мог Евангелия прочесть. Сам.

Беппо заговорил. И заговорил от полноты своего сердца.

С этого момента жизнь отца Нила немного изменилась. Беппо стал приходить к нему почти ежедневно. Они садились перед окном у крошечного столика и открывали книгу. Месяца через полтора Беппо уже читал, спотыкаясь лишь на сложных словах.

— Ты можешь пока взяться за Евангелие от Марка, — сказал ему Нил. — Оно самое простое, ясное и ближе всего к тому, что Иисус делал и говорил. Как-нибудь позже я обучу тебя греческому языку. Увидишь, это не так уж трудно, а читая вслух, ты услышишь то, что говорили об Иисусе его первые ученики.

Беппо серьезно посмотрел на него:

— Я сделаю все, что ты мне скажешь. Ты отец моей души.

Отец Нил улыбнулся. Тринадцатый апостол тоже, должно быть, был для назореев, бежавших от первой церкви, отцом души.

— У твоей души, Беппо, есть только один отец. Тот, кто не носит имени, кого не дано познать никому, и нам о нем ничего не ведомо, кроме того, что Иисус звал его авва — отец.

94

В то октябрьское утро площадь Святого Петра празднично преобразилась, папа должен был возвестить о канонизации Эскривы де Балагера, основателя «Опус Деи». На фасаде базилики, в самом центре христианского мира, на всеобщее обозрение был выставлен гигантский портрет нового святого. Его хитрые глаза, казалось, иронически взирали на благочестивую толпу.

Стоя справа от папы, кардинал Катцингер сиял. В его глазах эта канонизация была исполнена особенного значения. Во-первых, это была его персональная победа над членами «Опус Деи», которых он заставил годами таскаться к нему на поклон, пока тянулся процесс подготовки к канонизации их героя. Отныне они в долгу перед ним, что хоть немного, а все ж таки оградит его от их интриг, по крайней мере на какое-то время.

К тому же он избавил Антонио от преследования со стороны испанцев — наследников де Балагера. Для него важно, чтобы Союз Святого Пия V крепко стоял на ногах, иначе не избежать неприятностей вроде тех, какие доставил ему Кальфо.

И, наконец, была у него и еще одна радость. Папа, которому все труднее удавалось говорить внятно, доверил кардиналу произнести проповедь вместо него. Он воспользуется этим, чтобы перед телекамерами всего мира наметить в общих чертах свою программу управления.

Ибо настанет день, когда именно он поведет ладью Петра. Не направляя ее движение исподволь, как все последние годы, а открыто, на глазах у всех.

Машинально он поправил полу папской ризы, перекосившейся из-за дрожи, сотрясавшей тело верховного понтифика. А чтобы замаскировать этот несколько лакейский жест, улыбнулся нацеленной на них камере и приосанился. Его голубые глаза и седые волосы великолепно смотрятся на экране.