Тайна трех неизвестных - [33]

«Эх ты, — снова с презрением сказал я себе, — там такое… такое… а ты… Эгоист! Барахольщик!»

Мы уже миновали дот и выехали на «глеканку». Машины шли быстро, полным ходом. Я даже не успел себя доругать как следует — уже позади и «глеканка». Вот уже полевая дорога, скоро село. И снова мне показалось, будто я иду в настоящий бой, врываюсь в захваченное врагом родное село. Такое меня охватило боевое рвение, что от нетерпения я даже подпрыгивать начал. Машины с ходу влетели в село и, не останавливаясь, свернули прямо на улицу Гагарина.

В свете фар я еще издали увидел людей, которые возились возле плота, и трактор буксующий в переулке, и телеги, на которые потерпевшие грузили свое мокрое имущество. Все было так, как будто я никуда не ездил. Я мимоходом даже удивился — неужели так мало времени прошло. А мне показалось — целая вечность.

«Бобик» полковника подъехал к людям и остановился. Остановились и мы. Полковник и офицеры вылезли из машины. Старший лейтенант Пайчадзе тоже соскочил на землю и подбежал к ним. Вдруг возле них возникли и председатель Иван Иванович Шапка, и секретарь сельсовета Халабуда, и директор школы Николай Павлович, и зоотехник Иван Свиридович — короче, все наша сельское начальство. Они окружили офицеров и все вместе возбужденно заговорили, размахивая руками. Слов не было слышно, потому что в машинах гудели не заглушенные моторы.

А я весь напрягся, съежился и замер. Я думал об одном — лишь бы меня не высадили сейчас из машины, лишь бы разрешили остаться. «Ну, пожалуйста, ну, что вам — жалко, ну, забудьте про меня, ну оставьте, пожалуйста, ну…» — причитал я про себя. И боялся поднять глаза, чтобы не встретиться взглядом со старшим лейтенантом, или с водителем, или с солдатами (их было всего пятеро на машине). Вцепившись в мокрый холодный поручень, я напряженно смотрел вперед, на полковника, окруженного людьми. И ждал, чувствуя почему-то, что главное зависит от него. Он уже что-то уверенно говорил офицерам, показывая рукой то в одну, то в другую сторону, — очевидно, ставил задачу.

Вот люди расступились — офицеры бросились к машинам.

Пайчадзе вскочил на бронетранспортер и приказал водителю.

— В конец улицы, да, к крайней хате!

Я поднял глаза на Пайчадзе и похолодел — встретился с ним взглядом. Он смотрел прямо на меня. Я опустил глаза. Сейчас он скажет: «Слезай» — и все. Просить, уговаривать, убеждать в такой момент просто невозможно. Не до того.

Но вместо «Слезай!» Пайчадзе сказал: «Давай!» — И не мне, а водителю.

Водитель крутанул руль, объезжая «бобик» и машина двинулась прямо к воде.

— Только сиди и не рыпайся! — Услышал я над собой голос Пайчадзе.

Я вздохнул и с благодарностью посмотрел на него. Но он на меня уже не смотрел. Он смотрел вперед. Шофер включил верхнюю фару-прожектор, и она прорезала темноту далеко вперед. Куда только хватал глаз — везде была вода. Волны уже бились о борта бронетранспортера. Он все глубже погружался в воду. Водитель перевел какой-то рычаг, на корме у машины закипела, пошла бурунами вода, и вдруг я почувствовал, что мы уже не едем, а плывем: нас плавно покачивало, земли под колесами уже не было. Заборы и плетни по сторонам скрылись под водой, и трудно было поверить, что мы плывем по улице.

Глава XX. Подвиг старшего лейтенанта Пайчадзе. Неожиданное появление Павлуши

Странно было видеть хаты, залитые водой по самые окна. Они напоминали необычную флотилию белых кораблей, плывущую не среди камышей, а среди каких-то удивительных кустов, обильно усеянных желтыми, белыми, красными плодами (так необычно выглядели кроны фруктовых деревьев в полузатопленных садах).

Урожай на фрукты в этом году выдался богатый, и вокруг сейчас был настоящий компот, волны качались и перемешивали плывущие по воде яблоки и груши. Повсюду на крышах хат и сараев толпились люди. Крыши были заставлены различным домашним скарбом. Удивительно выглядели на крыше самые обычные вещи, такие как швейная машинка, велосипед или зеркало. А вода несла какие-то обломки, доски, разный хлам — горшки, корзины, ведра…

Увидев нас, люди начали махать нам с крыш руками, подзывая к себе.

Но старший лейтенант Пайчадзе закричал:

— Не волнуйтесь, скоро вас снимут! Скоро вас снимут, да! Не волнуйтесь!

Конечно, мы не могли останавливаться здесь. Мы направлялись к крайней хате, туда, где самая большая вода, где хуже всего.

Вдруг, не доезжая двух домов до крайней хаты, мы услышали отчаянное женское:

— Ой, спасите! Ой, скорей! Малец в хате на печи. Ой, утопнет! Спасите!

Это была изба Пашков, где жил тот самый гнусавый третьеклассник Петя Пашко, что открывал занавес во время «Ревизора», и на котором так бесславно провалились я — Бобчинский и Павлуша — Добчинский.

Мать Пети Пашко была не обычная мать. Она была мать-героиня. У нее было одиннадцать детей. Четверо уже взрослых, а остальные — мелюзга. И вся эта мелюзга сидела сейчас на крыше вокруг матери, как птенцы в гнезде.

Потом уже Пащиха рассказывала, что мужа ее и старших детей в ту ночь как раз не было дома — уехали в Киев устраивать в техникум среднего сына. И бедной матери пришлось самой спасать детей от наводнения. Закрутившись, она не успела вынести пятилетнего Алешку, который с перепугу забился на печь. А вода уже залила окна.