Тайна трех неизвестных - [21]

Я порвал письмо на мелкие-мелкие клочки, и понемногу, на ходу, выбросил их по дороге. Теперь это письмо сам черт не соберет воедино никогда в мире. До семи часов вечера было еще очень далеко. Но ноги мои механически крутили педали, а руль сам собой поворачивал в сторону Волчьего леса. Я заметил это когда уже был на опушке леса. И только тогда подумал: «Чего это я сюда еду? Ведь в письме сказано — в девятнадцать. Если я приеду раньше, может, это повредит делу — кто его знает».

Я крутанул руль и повернул на дорогу, ведущую вдоль леса в Дедовщину — словно кто-то невидимый следил за мной, и я хотел его убедить, что и не собирался ехать в лес.

«Заеду в Дедовщину в лавку, куплю фигурных леденцов», — решил я.

В Дедовщине в магазине продавали фигурные леденцы на палочках — девятнадцать копеек сто граммов. В наш сельмаг таких почему-то не завозили. И мы иногда специально ездили за ними в Дедовщину.

Не доезжая до села, я увидел на дороге «Москвич» с поднятым капотом, в котором кто-то копался. Когда я приблизился, этот кто-то поднял голову, и я узнал попа Гогу. Увидев меня, отец Гога сказал:

— О! Ну подержи мне тут немного.

Я слез с велосипеда и, сдерживая беспокойство в сердце, подержал ему в моторе какую-то штуковину, которую он привинчивал плоскогубцами.

— Спасибо! — Сказал он, как закончил. Потом, взглянув на меня хитро прищуренным глазом, и сказал вдруг загадочные, непонятные слова:

— Темная вода во облацех.

И улыбнулся.

Я удивленно хлопнул глазами, быстро сел на велосипед и умчался прочь. Мне стало не по себе от этих слов. Я даже забыл о фигурных леденцах на палочке и повернул на другую дорогу ведущую назад в Васюковку.

«Может, это поп Гога написал? — думал я по дороге — Вдвоем с бабкой Мокриной.

«Г. П. Г.» «П. Г.» — Это может быть «Поп Георгий» — точно.

А «Г.» Гавриловна!..

Это отчество бабки Мокрины. Мокрина Гавриловна, ее иногда так и зовут — «Гавриловна». И это они хотят заманить меня в лес и… убить. За то, что я их с этим призраком подвел. А что! Были же такие случаи, когда религиозные фанатики убивали людей. Даже в газетах писали… Эх, если бы рядом был Павлуша, ничего бы я не боялся. И зачем он меня предал? Вот убьют меня, только тогда он пожалеет, только тогда поймет, что это он виноват, это он бросил меня одного погибать. Но будет поздно…

В селе я свернул на улицу Гагарина к реке. Мне так и подмывало посмотреть, что сейчас делает бабка Мокрина. Ее хата была крайней, почти у воды. Хата старая, покрытая соломой, мазанка, зато сад большой, лучший в селе. Таких сортов яблок, как у нее, не было ни у кого больше. Но отведать их нам не доводилось, потому как такого злющего пса Бровка, какой был у бабки Мокрипы, тоже не было ни у кого на селе.

Бабка Мокрина трясла яблоки, собирая их в подол. Увидев меня, она аж вся вытянулась:

— А? Это ты? По яблочки пришел! Пошел вон! Бандюга! Чтобы тебе чертей в аду фотографировать! Прочь отсюда!

Я только улыбнулся и уехал. Мне сразу стало легче. Если бы они собирались меня убивать, она бы так не ругалась. Она бы, наоборот, сладкими словами глаза мне замыливала, чтобы я ничего не подозревал. Да и что это я выдумал! Кому я нужен, чтобы меня убивали. И разве мог офицер на мотоцикле быть заодно с попом Гогой и бабкой Мокриной? Тьфу! Ерунда какая!

Я твердо решил ничего не бояться и в девятнадцать часов ехать в Волчий лес. Видно, дело все-таки серьезное, значит я кому-то нужен и может быть смогу совершить какой-нибудь подвиг. И нечего думать. Мой дед всегда говорит, что, когда ты можешь сделать доброе дело, делай, не задумываясь и не откладывая.

Но не думать об этом я не мог, и до шести часов вечера все мои мысли были заняты только этой загадочной историей.

Глава XIV. Волчий лес. История дота. Неожиданность

Наконец наступил нужный час и я сел на велосипед и отправился в Волчий лес. Волчий лес был когда-то дремучим, с непролазными зарослями, и в нем действительно водились волки. Теперь волков там уже давно нет — всех истребили. Но непролазные чащи остались. И даже без волков, было в этом лесу страшновато.

Во время войны в Волчьем лесу шли большие бои. Он был весь изранен окопами, теперь заросшими густой травой и легким кружевом папоротников. А в старом дубняке на возвышенности громоздились огромные глыбы разрушенного дота.

Когда-то здесь было опушка, и именно возле дота перекрещивались две дороги — одна, вдоль леса на Дедовщину, вторая, через лес, на Гарбузяны. Теперь опушка отодвинулась почти на километр — так поднялась здесь густая сосновая посадка, по которой прорубили новую дорогу. Эту дорогу люди называют «Глеканкою», потому как если ехать по ней на телеге, то на пеньках колеса, как у нас говорят, глекают. А дорогу, через лес на Гарбузяны, люди назвали «Генеральской», поскольку она ведет к военным лагерям.

Славная история этого дота.

В сорок первом, когда немцы захватили Украину, в этом доте держали круговую оборону трое наших бойцов. Весь район уже был оккупирован, фронт продвинулся на тридцать километров на восток, а немцы все никак не могли захватить дот. Ни бомбы его не брали, ни снаряды, ни мины. Восемь дней держались бойцы без воды, без пищи, до последнего патрона. Четыре танка подбили из противотанкового ружья, множество фашистов покосили из пулемета. А когда закончились у них боеприпасы, вышли бойцы и безоружные пошли на вражеские пули. И, говорят, каждого из них прошило не менее ста пуль.