Тайна трагедии 22 июня 1941 года - [59]

Таким образом, необходимо выяснить еще один вопрос: «Что же сфальсифицировал Жуков с этой «Директивой № 1»? Оказывается, «совсем немного», — он изменил саму суть и смысловую направленность документа. «Директива № 1» — это приказ — команда, тот самый сигнал боевой тревоги из Москвы, который должны были ждать в округах и войсках на случай нападения врага. В результате, командующие округами и армиями должны были дать действительно короткую команду-приказ своим подчиненным, аналогично тому приказу, что давал на флоте адмирал Н. Г. Кузнецов в ночь на 22 июня. После этого флоту понадобилось всего два часа на подъем по тревоге и приведение флота в полную боевую готовность.

С таким же запасом времени эту же приказ-команду должны были дать во все войсковые части всех западных военных округов. У Тимошенко и Жукова, по крайней мере, времени было достаточно для этого. Точно известно, что 21 июня 1941 года в 22 часа 20 минут они вышли из кабинета И. В. Сталина, получив указание о приведении всех войск СССР на западных границах в состояние полной боевой готовности.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что высший офицерский состав Красной Армии, Наркомат обороны и Генеральный штаб получил от главы правительства И. В. Сталина все необходимые и требуемые указания и распоряжения для отражения немецкой агрессии за несколько дней до нападения Германии на СССР.

А «Директива № 1» является при этом последним звеном в предвоенных приказах и распоряжениях о подготовке Красной Армии к войне. Это была именно последняя Директива мирного времени, а не «первая», как лгал Г. Жуков, «науськанный» подлейшим Хрущевым. И, тем более, указанная Директива не приводила части западных военных округов в боевую готовность за два часа до нападения Германии по «версии» Жукова, но при этом сообщает и подтверждает точную дату гитлеровского нападения и дополняет ранее отданные приказы о приведении в полную боевую готовность воинских частей Западных военных округов.

«Директива № 1» передавалась в войска, которые к 24. 00 часам на 22 июня 1941 года должны были находиться в лагерях, согласно приказов НКО и ГШ последнюю неделю перед 22-м июня, но в состоянии повышенной боевой готовности, в готовности в любую минуту идти в бой, согласно Приказа Генштаба от 18 июня 1941 года, о котором Жуков по какой-то непонятной причине «вспоминает» неохотно.

И вот тут-то действительно произошел серьезный и крупный сбой в управлении войсками РККА. Войска ЗапОВО, которыми командовал генерал армии Павлов, не были приведены в боевую готовность, вопреки приказу от 18 июля 1941 года. Этот, с позволения сказать, командующий даже с зимних квартир в летние лагеря не вывел части, и совершенно неподготовленные подразделения подставил под атакующих гитлеровцев. А в Бресте три стрелковые дивизии ЗапОВО, когда немцы пошли в лобовую атаку, даже не были подняты по тревоге, и оказались расстреляны вражеской артиллерией прямой наводкой.

Следует отметить, что и очень многие войсковые части КОВО были абсолютно не готовы встретить врага. Достаточно сказать, что стрелковые дивизии первого эшелона КОВО еще днем 22 июня находились в пути следования и так и не вышли в районы сосредоточения. А некоторые подразделения, прибывшие из внутренних округов в западные еще за несколько дней до 22 июня и успевшие получить на местах и технику, и дополнительный личный состав из местных райвоенкоматов, продолжали стоять почти в 500-х километрах от границы и «ждать» пока немецкие войска сами до них доберутся. /49/.

В этом плане очень интересными являются воспоминания командира механизированного корпуса второго эшелона КОВО генерал-майора К. К. Рокоссовского. Все показано очень убедительно, — и как он встретил войну, и как уже утром 22 июня ломал замки на складах, чтобы получить оружие и боеприпасы на окружных базах, и как реквизировал грузовики, и сколько расписок исписал при этом… И ничего удивительного в этом нет, так как на этих базах командование и в воскресенье 22 июня(!) не было поставлено в известность командованием округа о возможном нападении и отсутствовало на своих рабочих местах.

К чести Рокоссовского необходимо признать, что он категорически отказался отдать приданную ему артиллерию на полигоны «для стрельб» за неделю до 22 июня, которую начальник штаба Пуркаев просил еще 10 июня отозвать с полигонов и вернуть в части. Об этом писал даже Жуков в своих воспоминаниях, утверждая, что командование КОВО и ЗапОВО, Карпинос и Павлов, по собственной инициативе отправили артиллерию своих округов на полигоны, не вернули ее в части в преддверии войны.

Рокоссовский как командир механизированного корпуса вообще не был поставлен в известность командованием КОВО о телеграммах от 13–15 июня и тем более от 18 июня 1941 года. Ему не было известно о том, являлся ли его мехкорпус частью второго эшелона обороны, должен ли выдвигаться в район сосредоточения. Его не поставили толком в известность даже о том, что штаб округа убывает в Тернополь 20 июня и зачем. Вот это объяснение: «…стало известно о том, что штаб КОВО начал передислокацию из Киева в Тернополь. Чем это было вызвано, никто нас не информировал. Вообще, должен еще раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не поступало сверху…». «Сверху» для комкора Рокоссовского, это значит из штаба округа, которому и подчинялся корпус комкора. При этом 9-й механизированный корпус Рокоссовского личным составом был укомплектован до полного штата, но техникой и теми же устаревшими танками только на 30 %. А ведь тот же Рокоссовский служил в должности командира мехкорпуса с лета 1940 года. Так куда же делись танки? Ведь Тимошенко и Жуков в начале 1941 года отобрали танки у стрелковых дивизий западных военных округов с целью комплектования техникой всех 30-ти мехкорпусов, о создании которых они доложили И. В. Сталину. Значит, опять ложь?! Но, зачем?!