— Саймон, помоги мне! — завизжала сестра. — Помоги!
Френк приблизился к ней еще на шаг, занося топор.
«Волшебство старухи не действует! — понял Саймон. — У меня не хватит сил, чтобы вырвать у Френка топор. Мне не одолеть его. Как глупо было надеяться на магию Старой Агги! И теперь мы с сестрой погибнем».
Френк издал торжествующий клич. Он уже приблизился к Элизабет и занес топор.
Глава 29
— Брат, останови его! — истерический крик Элизабет резанул Саймону слух.
Юноша кинулся к убийце, собираясь обхватить его сзади.
И вдруг остановился на полпути.
Он с изумлением глядел, как топор выпал у Френка из руки, громко звякнув о камни очага.
Глаза у последнего Гуди закатились, он издал сдавленный крик и рухнул на пол.
Элизабет вся дрожала.
Саймон перевернул тело врага и осмотрел его.
Мертв. Френк был мертв. Яд все-таки подействовал!
Парень склонился над сестрой, пытаясь ее успокоить. Он обхватил ее руками и изо всех сил прижимал к себе, пока она не перестала дрожать.
— Мы спасены, — прошептал брат. — Мы оба спасены.
Элизабет кивнула, тихо поскуливая, и спрятала лицо у него на груди.
Саймон глядев через ее плечо на ужасную картину. Отец и мать лежали неподвижно в луже крови.
«Они были хорошими, добрыми людьми. — Саймон едва сдерживал рыдания. — По своей доброте они пустили в дом нищего бродягу, а он отплатил им убийством. И Кейт мухи не обидела за всю жизнь. И ее тоже убили с холодной нечеловеческой жестокостью.
Доброта — это слабость. Теперь это для меня яснее ясного. Доброта — это слабость. Насилие можно победить только насилием.
Мы с Элизабет покинем этот дом, — решил он, обнимая сестру и давая ей выплакаться. — Эти стены будут вызывать у нас жуткие воспоминания».
Девушка перестала рыдать и снова потрогала серебряный амулет.
— Саймон, — произнесла она, — ты спас меня. Теперь мы сироты. Только мы с тобой остались в живых. И у меня такое ощущение, будто нам помог этот амулет.
Серебряный кружок сверкнул в свете очага. Голубые камешки загорелись, словно человеческие глаза.
Элизабет сняла цепочку с шеи. Поглядела на медальон, а затем протянула его брату.
— Пусть он будет у тебя. Пожалуйста, возьми его. Сила амулета защитила меня. И с этих пор она должна служить тебе.
Саймон наклонил голову, и Элизабет довесила цепочку ему на шею. Неожиданно он почувствовал странное тепло. Саймон прикрыл глаза, но вместо темноты появился огонь, жаркий рыжий огонь.
Однако пламя быстро угасло, и юноша вновь увидел заплаканное лицо сестры.
Он вывел Элизабет на свежий ночной воздух, подальше от ужасной картины смерти. Саймон задумался о пламени, и в голове снова прозвучали слова Старой Агги: «Твоя судьба зависит от фамилии. Этим определяется конец вашей семьи. В огне».
«Я не допущу, чтобы это случилось, — подумал Саймон мрачно, глядя на восходящую полную луну. — Предсказание старухи не сбудется. Я в силах предотвратить новую беду. Я могу изменить предначертанное. Последний из Гуди мертв. А значит, вражда прекратилась. И все, что связано с проклятием, должно исчезнуть. Включая и огонь. Огонь, кроющийся в моей фамилии».
В тот момент, когда Саймон подумал об огне и фамилии, амулет на его груди ярко вспыхнул. И парень понял, что нужно сделать.
«Это же так просто. Я просто поменяю фамилию. Я заменю несколько букв так, чтобы из них больше не складывалось «Файр—огонь». И этим положу конец проклятию».
Элизабет крепко сжала ему руку. «Она все еще боится, — почувствовал он. — Она не понимает, что теперь нам уже нечего бояться. Больше нет Гуди. Нет вражды. Нет проклятия. Мы спасены. Время ужасов, кажется, миновало».
Я единственный, кто смог одолеть древнее проклятие. Я обладаю силой. Я могу изменить идущее, и начну с собственной фамилии.
Я больше не Саймон Файер.
Отныне и навеки, я буду зваться Саймон ФИАР!»
Деревня Шейдисайд 1900
Нора продолжала писать, а огонек свечи становился все меньше. Девушка боялась того момента, когда он вовсе погаснет.
Но куда сильнее она боялась рассвета.
Нора посмотрела на исписанную страницу и вздохнула. «Если бы только Саймон был прав, — подумала она. — Если бы ужасы на этом закончились. Тогда бы все сложилось иначе. Может быть, я была бы счастлива и зажила со своим возлюбленным. Может быть, он бы не погиб…»
Нора отогнала эти мысли и смахнула набежавшие слезы.
"Не время плакать, — упрекнула она себя. — Мне еще слишком многое нужно излить на бумагу. Рассказ не окончен. Теперь пришла пора поведать историю Саймона Фиара — наиболее ужасную главу моего повествования".
