Тайна старого колодца. Архивное дело - [28]

— Жив, голубчик? Здоров? Ну и слава Богу. Ужинал?

— Спасибо.

— Все равно садись к столу. Не станем нарушать сибирский обычай: хочешь не хочешь, а с дороги — за стол.

После ужина Маркел Маркелович по привычке взялся за газеты, но быстро отложил их.

— Что Зорькина насчет моряка прошлый раз сказала? — неожиданно спросил он Антона. Выслушав, покачал головой: — Я предупреждал тебя — палец ей в рот не клади. Остра, хитра и… умом не обижена. Работу на птицеферме ведет что надо! По области в передовиках ходит. Птичницы к ней с уважением: «Наша Марина Васильевна». Уверен, поставь председателем — за милую душу колхоз потянет, не каждый мужик соревнование с ней выиграет, — Чернышев ладонью взъерошил свой седой ежик. — Неужто напутал я с женихом? Может, и не из моряков он вовсе…

— Из моряков. В райцентре живет дядя Зорькиной, Гаврилов…

— Вспомнил! — Чернышев хлопнул по коленке. — Кешка Гаврилов! Моряк же с ним в отпуск приезжал, — улыбнулся. — Склероз старческий, совсем забыл. Хорошо, ты Кешку напомнил. Знаю Иннокентия, знаю. Говорят, запил в последнее время?

— Из милиции почти не вылезает.

— Ишь ты… Деньги мужика сгубили. Он же долго на сверхсрочной служил, получал крепко. Бывало, в отпуск приедет — всю деревню упоит. А такие, как Проня Тодырев, кроме выпивки, еще и в долг без отдачи у него деньжонок прихватывали.

— Это не тот Проня, который у Столбова на восстановление здоровья пятьдесят рублей взял? — улыбнулся Антон.

— Тот самый. Ходячий анекдот, а не мужик.

— Зря вы тогда суда испугались. Ничего бы Столбову не было, Проня на него с ножом лез.

— Кто тебе сказал, что я испугался? Не хотел волокиту затевать. Это ж надо в райцентр свидетелей везти, а они мне на работе нужны. На суде, считай, день пропадет, да пока следствие будет тянуться. Хорошо, ты вот уже который раз сюда приезжаешь разбираться. А у вашего Кайрова, к примеру, другая манера: один разок побывает, а потом повесточку в зубы — и здоров будь к нему являться… К слову пришлось, не везет Витьке Столбову с Кайровым. Последний раз возьми. Хорошо, что Гладышев мне верит. Позвонил ему, разобрался — миром дело кончилось. А то, чего доброго, упекли бы парня на пятнадцать суток. Под горячую руку он Кайрову попадается, что ли? — Чернышев потер ладонью подбородок и снова заговорил о Зорькиной: — Не пойму, отчего Марина Васильевна моряка скрывает? Видимо, не так он с ней начал. А может, девичья гордость, а?

Бирюков пожал плечами, прислушался к голосам девчат, остановившихся у самого дома Чернышева. Послышался разговор на крыльце. Екатерина Григорьевна кому-то сказала: «Да ты проходи, проходи в избу. Там он». По веранде стукнули каблучки, и, к удивлению Антона, в комнату вошла Зорькина. Бойко поздоровалась:

— Добрый вечер, Маркел Маркелович! — и, заметив Антона, смутилась: — У вас гости?

— Милости просим, — ответил Чернышев, хотел что-то добавить, но Зорькина опередила его:

— Знаете, зачем я к вам пришла?

— Знаю, — с самым серьезным видом сказал Чернышев и наклонил голову в сторону Бирюкова. — Жених у меня нынче какой гостит, а? Молодой, симпатичный — и вдобавок жениться не успел…

Зорькина засмеялась:

— Где уж нам уж выйти замуж, мы и в девках проживем.

— Да ты что, Марина Васильевна! — Чернышев шутливо протянул к ней руки. — Личное обязательство беру: в будущем году, а то и раньше, выдать тебя, голубушка, замуж.

— Ох, всыпят вам за невыполнение этого обязательства! — в тон ему ответила Зорькина и сразу стала серьезной: — Мне, Маркел Маркелович, завтра до зарезу надо Виктора Столбова на ферму. Пусть он нам бульдозером площадку разровняет.

— У нас же на бульдозере Проня числится.

— Вот именно, числится. Виктор за час сделает, а Проня неделю провозится. Чего доброго, еще и птицеферму снесет с лица земли. У него же бульдозер то не заводится, то не останавливается. Пошлете завтра Столбова или мне самой с ним договариваться?

— Что же сразу не договорилась?

— Субординацию соблюдаю. Откажете, тогда инициативу проявлю.

— Как тебе, голуба моя, откажешь? Будет завтра у тебя на ферме Столбов, но… — Чернышев хитро подмигнул: — За это ты должна моего гостя сегодня в клуб сводить. Согласна?

— Сегодня там ничего интересного не будет. В магазин пиво привезли. Любимчик ваш Сенечка Щелчков весь вечер будет анекдоты рассказывать. А кроме него, на баяне никто не играет.

— Пригрози Сеньке, завтра к рулю не допущу!

— Ему хоть загрозись, — Зорькина отбросила со лба завиток волос, улыбнувшись, посмотрела на Бирюкова: — Идемте, если хотите. Вы ведь как-то уже обещали.

В клубе и в самом деле было невесело. Несколько девичьих пар танцевали под радиолу что-то непонятное, скорее, не танцевали, а толклись на месте. Четверо парней, поочередно передавая друг другу кий, гоняли шары на бильярде. Вокруг них толпились болельщики, среди которых Антон сразу узнал шофера председательского «газика». Шофер был навеселе. Увидев Зорькину с Бирюковым, он так обрадовался, будто ждал их весь вечер:

— М-марина! Слышала п-последнюю хохму с Проней?

— Как бульдозером хату свою чуть не снес?

— С-старо! Сегодня сама Фроська новый с-случай про с-своего муженька рассказывала. З-значит, пришла она с работы, Степка-пацан с-сметаны запросил. Фроська — в погреб, развязывает одну молочную кринку, другую, третью, а там с-сметаной и не пахнет, во всех — одна п-простокваша. Степка в погреб с-спускаться мал еще. Кто с-сметану снял? Кроме Прони, некому. Ну Фроська и давай его к-костерить. Проня христом-богом клянется, отпирается. Прошло несколько дней, все нормально. А вчера вечером опять. Пришла Фроська с работы, Проня, как м-министр, сидит в хате, показывает под стол: «Смотри!». Фроська заглядывает — под столом кот. Вся м-морда в сметане, облизывается. Фроська в погреб: кринки развязаны, и с-сметану — как корова языком слизнула. Спрашивает Проню: «Ты в погребе был?». Проня: «Нет. Кот оттуда выскочил». — «А кто научил кота кринки развязывать?» Проня к-кулаком по с-столу: «И тут я виноват! Что я — кошачий дрессировщик?!»