Тайна старого колодца. Архивное дело - [12]

Бирюкову стало неловко. Сколько раз он слышал и читал о находчивости и наблюдательности работников уголовного розыска, сколько раз говорили ему, что толково и вовремя поставленный вопрос часто решает судьбу раскрытия преступления!.. Антон приглядывался к Ведерникову, мучительно искал этот самый вопрос, но так и не смог его найти.

Егора Кузьмича Стрельникова Бирюков решил не вызывать в контору, рассчитывая, что в домашней обстановке разговорчивый старик еще больше разоткровенничается.

Жил Стрельников в небольшой крепенькой избенке в самом конце села. Когда Антон, постучав, открыл дверь в избу, Егор Кузьмич помогал старухе — дородной, по комплекции раза в три солидней его — сматывать в клубок самодельную пряжу. Смутившись немужского занятия, он бросил пряжу на лавку и гостеприимно заулыбался, поглаживая при этом лысую макушку.

— Ты чой-то, старый, ощерился? — сурово спросила старуха. — Спутаешь моток, я ить и при чужом человеке веретеном по темечку огрею!

— Ну-ну! — запетушился Егор Кузьмич. — Человек пришел не иначе при исполнении обязанностей. Чем грубить, лучше оставь одних — служебный разговор, будет тебе известно, при посторонних не ведется.

— Выходит, я в своем доме посторонняя?

— Андреевна, ты очень даже часто неправильно меня понимаешь. Пришел товарищ офицер из милиции, пришел не сродственников проведовать, а, возможно быть, у нас состоится серьезный разговор, который полагается вести при закрытых дверях.

— Только бы и чесал язык, трепач старый, — проворчала старуха, но пряжу отложила. Глянула на Бирюкова: — Вы шибко ему не верьте. Смолоду трепачом был, а к старости совсем рехнулся.

— Андреевна!.. — вспылил Егор Кузьмич.

— Чего?

— Перестань конфузить!

Старуха сердито ухмыльнулась, не спеша подошла к русской печи, взяла пустое ведро и, выходя из избы, будто сама себе проговорила:

— Сурьезный разговор с ним, видишь ли…

— С норовом баба, — смущенно кашлянул Стрельников.

И захлопотал возле Антона, приглашая сесть на узенькую лавку у стола. Антон повесил на вбитый в дверной косяк гвоздь фуражку.

— Я ведь, Егор Кузьмич, пришел насчет колодца. Кроме уже рассказанного, ничего не припомнили?

— Слышь-ка, а?.. — Стрельников пораженно развел руками. — Даже имя-отчество мое помнишь! Что ни говори, а городской житель отличается от деревенского. Деревенский, он ить без прозвищев не может. И худому человеку прозвище даст, и хорошему. До чего Маркел Маркелыч — душевный председатель, а и его прозвали Головой. Голова — прозвище, ясно дело, неплохое, однако все ж таки прозвище.

Бирюков не перебивал старика, и тот говорил взахлеб. Только через несколько минут он вдруг осекся и смущенно сказал:

— Стало быть, антересует колодец. Дак, пожалуй, нового ничего добавить не могу. Прошлый раз, слышь-ка, всю правду-матку изложил, — Егор Кузьмич на секунду замялся, кашлянул. — Сбрехнул самую малую толику — по части ермаковских воинов. А почему сбрехнул? Опять же из-за любопытства своего. Ужас антересно, с умным человеком говорю или с глупым. Вот прошлый раз ты подметил, что Ермак в нашенских местах не воевал. К тому же с первого раза запомнил мое имя-отчество. Стало быть, мужик ты неглупый, хотя и молодой. С тобой по-серьезному надо вести разговор. А глупому подряд городи, он всему поверит. Дак вот, чтобы не заблуждать тебя, скажу, экспедиция, которая перед Отечественной войной из Новосибирска у нас была, искала в курганах не ермаковских воинов, а поселения древнего человека. Насчет Ермака еще в ту пору собственнолично придумал — курганы-то здорово братские могилы напоминают…

— Меня интересует, кто мог оказаться в колодце? — вставил Антон.

— Дак мне ж самому эта история спокоя не дает! — воскликнул Егор Кузьмич. — Страсть любопытно, какого бедолагу туда занесло. Никто ж у нас в округе не потерялся, Андреевна моя не даст соврать.

— До пенсии в колхозе работали? — стараясь перевести разговор ближе к делу, спросил Антон.

— Нет, слышь-ка, не в колхозе, — с гордостью ответил старик. — Трудился я два десятка годов в министерстве связи. По-деревенски говоря, письмоносцем был.

— Все новости знали?

— А то как же! Любая корреспонденция, — он с трудом выговорил это слово, — в Ярское через меня доставлялась. И хорошие сообщения, и плохие.

Упоминание о прежней работе вызвало у Стрельникова грусть, и он опять отклонился от интересующей Бирюкова темы.

— Бывало, принесешь весточку неграмотному, тот с просьбой: «Прочитай, Кузьмич». Сообщение хорошее — порадуешься, плохое — вместе покручинишься. Девчата, бывало, тоже встречали: «Мне письма нет, Кузьмич?». Передашь весточку от жениха, плясать перед тобой готовы. Нужный обществу я человек был, за то и Кузьмичем величали. Теперь же, кроме как Слышкой, никто не зовет.

— Не помните, в тот год, когда колодец закрыли, гости в Ярское ни к кому не обещались? — ухватившись за неожиданную мысль, спросил Антон.

В избу вошла старуха, загремела у печки ведром. Она услышала вопрос и опередила гладившего в раздумье лысину Кузьмича:

— В Ярском гостей из всех волостей. Летом у нас благодать, из разных городов сродственники на отдых съезжаются.

— А такого не было, чтобы пообещал кто приехать и не приехал?