Тайна средневековых текстов. Библиотека Дон Кихота - [31]

Нам лишнего не надо! – скомандовал парамедикам Айзенштуцер, который явно был здесь за главного.

Потом в комнате появился какой-то парень в рабочей робе и с бензопилой в руках. Он деловито дернул за шнур. Бензопила чихнула. Запах спирта сменил запах бензина – и спальню буквально затрясло от мощной вибрации.

Данко заорал как резаный:

– Укол, укол давай! Сука, Айзенштуцер, обманул! Сэкономить решил, гад!! На артисте экономишь, сволочь!

В следующий момент Данко выбросило из сна, как катапультой. Правая кисть по-прежнему лежала рядом на кухонном столе. Целехонькая. Певца начал бить озноб, и холодный пот выступил на лбу крупными каплями. Одна из них с характерным звуком, словно последний завершающий аккорд в этой мрачной ночной симфонии, упала в пустую рюмку.

Все! Все! Завтра же порву контракт. – Данко с жадностью, что называется винтом, влил в себя водку из горла. Раздалось характерное бульканье.

В дворники пойду, бомжевать стану, но ничего отрезать себе не дам, – повторял он как заведенный. – Накось – выкуси, Айзенштуцер, сам себе руби чего хочешь, сука! Я вам покажу, как русских людей калечить! – И правая кисть послушно сложилась в кукиш, а рука взлетела к потолку, согнувшись в локте в виде неприличного жеста.

Разговор в зале, во время выступления певца Данко

– Ну, и когда он себе отрубит чего?

– И правда, скучно. Скачет, скачет – а все без толку. Тут неделю назад одна певичка чуть голову ятаганом не отсекла.

– Правда, что ли?

– А то!..

– Обкурилась, наверное?

– Посуди сам: в здравом уме кто себе чего рубанет?

– А с головой как?

– Тише! Дайте песню послушать.

– Во дает! Да кто сюда ради песен ходит?! Наивный: здесь фанера одна. Народ на шоу прется. А какое сейчас самое крутое шоу? Правильно, когда они себе чего-нибудь рубить начинают. Песни по старинке только наивная провинция слушает. Что? Угадал, меломан? Из Крыжополя, поди, приехал?

Ни из какого я не из Крыжополя.

А чего акцент такой?

После столь острого выпада оппонент, любитель музыки, замолчал.

Да брось ты его, – вмешался собеседник. – С головой-то, с головой как?

С какой головой?

Которую чуть ятаганом того?..

Обошлось.

Жаль. Я бы и сам посмотрел.

Не то слово. Девчушку эту мы освистали.

За что?

Во-первых, с самого начала ясно было, что ятаганом она никакой головы себе не отрубит.

На понт, значит, брала. Видимость создавала.

Вроде того. А во-вторых, девице, видно, захотелось круче самой Примадонны стать.

Смотри-ка, какая бойкая молодежь пошла!

О чем и речь. Нет! Ты с пальчиков, с пальчиков начни. А голову себе лишь Алла отрубит.

А что, есть такой слушок?

Поговаривают, что целая программа готовится. «Прощай, сцена» называется.

Слушай, а мне рассказывали, что сейчас будто и головы пришивать научились.

Для Аллы все сделают. Уверен.

Представляешь: она себе голову рубанет, ее, голову то есть, назад пришьют. Алла со сценой попрощалась, а потом раз – и вновь под софиты, нас своими песнями радовать?

Это риск, конечно. Связки пострадать могут.

Да у нее и сейчас голос – как хрип повешенной.

Ты мне только святого не трожь. Я с Аллой, можно сказать, вырос. Я ее с колыбели знаю, понял?

Атмосфера в зале постепенно начала накаляться. В партере, да и на балконе поднялся шумок. Все ждали кровавого катарсиса и в ожидании начали громко разговаривать между собой. На сцену и на прыгающего по ней певца уже никто не обращал внимания.

А Данко между тем, словно не замечая неодобрительного ропота, как марионетка на веревочке, все прыгал и прыгал.

Тогда толпа осмелела и решила нагло потребовать свое. Кто-то, встав во весь рост и сложив ладони рупором, громко крикнул:

Расчлененку! Расчлененку гони!

Лозунг понравился, и его дружно подхватили.

Так на стадионе болельщики кричат: «Шайбу! Шайбу!»

Фонограмма зазвучала, как заезженный винил, а затем смолкла.

Господа! Господа! – взмолился в установившейся мрачной тишине певец. – Я еще не допел.

Дома допоешь! – зло ответили ему с мест.

Медсестрам – в больнице, – пошутил кто-то.

И толпа дружно рявкнула хохотом, как на концертах Петросяна.

Артист на сцене в один миг потерял весь свой недавний лоск. Он стал до слез жалок. Хохот отгремел, и настроение толпы начало заметно меняться. Появились те, кому паренька стало искренне жаль. Но при этом никто его просто так отпускать не хотел.

Слышь, мил человек, отсеки себе чего-нибудь, и мы пойдем, – прозвучало как приговор.

После этого наступила уже гробовая тишина. Со сцены Данко видел лишь, как жадно блестят глаза тех, кто собрался на его так называемый концерт. За кулисами парамедики принялись с кем-то интенсивно переговариваться по рации. Утром Айзенштуцер лишь сделал вид, что аннулировал контракт, а в действительности все подготовил заранее. Парня сама публика наставляла на путь истины.

Отступать было некуда.

Сволочи! – тихо выругался в микрофон певец.

Служители сцены тут же вынесли маленький изящный топорик, их теперь начали изготовлять на заказ и за большие деньги, и выкатили плаху на колесиках, испачканную чужой запекшейся кровью. Порыжевшие пятна решили не отмывать для пущей убедительности.

Молодец!!! – истерично взвизгнула какая-то девица из группы поддержки. – Покажи! Покажи им, что ты настоящий артист!