Тайна Сорни-най - [67]

— Пойдем.

— Тогда подожди немного, я за котомкой сбегаю.

Захрустел снег под его лыжами, подбитыми мехом с лосиных ног. Бежит дедушка Мэнкв, только головы над ветвями мелькают. Не успело солнце из-за леса мигнуть, как двухголовый Мэнкв был уже тут как тут. Котомку тащит. Семиухий котел несет. Все погрузили на нарту и тронулись в путь-дорогу.

Впереди показалась опять чья-то ловушка. Вдруг что-то зашумело. Взглянул Эква-пыгрись на крутой берег. И видит: с пригорка, поднимая снежную пыль, трехголовый Мэнкв катится.

— Внучек, куда идешь? — кричит он издали.

— На большую охоту иду.

— Взял бы и меня с собой. А то вам вдвоем скучно будет.

— Вот хорошо! А то я товарища найти не мог. Вместе веселее. Пойдем, пойдем.

— Тогда подождите меня. Я за котомкой схожу. Да и нарточка ваша уж больно маленькая.

Не успел даже ветерок проснуться, как снова появился трехголовый Мэнкв. Идет Мэнкв — аж снег поскрипывает, земля вздрагивает. Нарту тащит. Большую, крепкую. Полозья у нее из лиственницы, а копылья из кедра.

Сложили вещи, тронулись в путь.

В одном месте река опять была загорожена. Только запор еще больше. Снег кругом истоптан. На снегу рыбы мерзлые валяются.

— Чей это запор? — спрашивает Эква-пыгрись Мэнквов.

— Да это нашего старшего брата.

— Что это вас так много? Всю реку перегородили, по всей тайге ваши следы.

— Нас много. Но деревьев больше.

Где-то что-то опять зашуршало, зашумело.

Эква-пыгрись взглянул на крутой берег реки — там катится Мэнкв. Лыжи у него еще больше. А меж широкими плечами — четыре головы, восемь светящихся глаз, как восемь круглых лун, сияют на широких лицах…

Сердце Эква-пыгрися забилось крохотной рыбкой. Холодок прошел по спине. Но ласковый голос успокоил его:

— Внучек, куда идешь? — спросил четырехголовый, обращаясь к Эква-пыгрисю. Будто двух других Мэнквов он и не видит.

Ласковое обращение успокоило Эква-пыгрися и придало силы.

— Большой лес ищу. На большую охоту иду.

— Возьмешь меня?

— Вот хорошо, дедушка, — отвечает Эква-пыгрись. — А то я товарища найти в своем лесу не мог. А одному на большую охоту идти трудно. Силы у меня еще маловато.

— Коль ты понимаешь, что сил у тебя еще маловато, коль ты не заносчивый и нуждаешься в товарищах, мы тебе поможем.

Как и те, Мэнкв сходил за котомкой, принес семиухий котел. И снова все тронулись в путь.

Скоро с большой реки завернули в малую таежную речку. Чем дальше, тем речка сужалась все больше, а деревья становились выше, тайга дремучее.

Долго ли, коротко ли шли — Эква-пыгрись чувствует: совсем брести не может, совсем устал.

— Внучек, не поиграть ли нам в загадки? Один человек шел, веревку потерял. Что это?

— Дорога.

— Один человек никогда по дороге не ходит. Что это?

— Посох, который у вас в руке.

— Правильно. Будь моим посохом. Есть одна веревка. С одного конца до другого глаз человека не охватит.

— Дорога.

— Длиннее елей, ниже подорожника. Что это?

— Дорога.

— Длинна ли твоя дорога? Высока ли?

— Не короче жизни моей, не ниже дороги, которую пройдут ноги мои…

— Видим, ты малец не глупый. Лишь силенок у тебя еще маловато. А мечтаешь о большой дороге, о богатой охоте… Попытаемся тебе помочь. Но не забудешь ли ты нас, когда руки-ноги твои наполнятся силой?

— Не забуду! — ответил Эква-пыгрись.

— Тогда садись на нарту. Повезем тебя. Когда-нибудь и ты, может, повозишь нас, когда мы старыми будем.

Эква-пыгрись сел на нарту. Весело заскрипел снег под полозьями из скользкой лиственницы.

В одном месте Мэнквы остановились. Загадочно взглянули на Эква-пыгрися. И спрашивают:

— Внучек, не узнаешь ли этого места?

— Не узнаю.

— Как же так? Неужели ты ничего не помнишь? А должен бы.

— Как я могу помнить, если я это вижу впервые?

— Разве ты впервые живешь? Э, нет! У тебя были предки… Ты от них происходишь. А вот эти деревья помнят твоего дедушку. Он здесь жил…

На берегу таежной речки стояли старые деревья: кедры, ели, лиственницы. Верхушки их пообсохшие, ветви корявые… А под их ветвями старая избушка и сейчас стоит…

Посмотрели Мэнквы и Эква-пыгрись на избушку, отдохнули, дальше пошли.

Солнце поднимается над деревьями, идет по небу, как по лесу, и снова опускается, снова поднимается и опускается, а они все идут и идут по большому лесу на большую охоту.

В одном месте остановились. На полянке, возле корявого кедра, стояла избушка. С бахромистых веток вдруг посыпался снежок. На самой верхушке старого дерева сердито залопотала белка, прыгая с ветки на ветку, бросая вниз кедровые шишки. Собака лайка метнулась к кедру, заскребла когтистыми лапами по смолистой коре, неистово залаяла. Белка снова швырнула в нее шишкой, распушила хвост…

— Скажи-ка, внучек, в какое место мы пришли?

— На место большой охоты, должно быть, пришли. Вишь, собака наша как задорно лает и белка на ветвях весело играет…

— Верно, наконец-то мы пришли в лес большой охоты. А домик это чей, не скажешь?

— Не знаю, — отвечает Эква-пыгрись.

— В домике этом жил твой отец, когда ходил на большую охоту. Здесь мы и остановимся.

Домик был весь снегом покрыт, но не старый. Весело скрипнула дверь, видно радуясь, что ее снова открыли. И открыл ее не кто-нибудь, а сын великого охотника.