Тайна Соколиного бора - [20]

Но Мишка думал о другом. Уже вечер подошел, а он не знал, как вырваться из дому. Мать как будто догадывалась о его намерении и бдительно следила за мальчиком. Он старался казаться равнодушным, беззаботным. И уже когда наступил критический момент, появилась нужная мысль.

— Мама! А Верочка Саввина плачет, — сказал он таким тоном, словно только это его и интересовало.

— Бедный ребенок!

— Никак не хотела меня отпустить — обняла за шею: возьми и возьми! — Он пытливо глядел на мать.

Его слова попали в цель. Мать вытерла слезу, сердце ее разрывалось от жалости.

— Почему же ты, сынок, не взял ребенка?.. Она ведь так любит Мишку, сиротка! — повернулась мать к соседке.

— Пойди возьми, Мишка, девочку, — сказала добросердечная соседка. — Там, должно быть, и накормить ее нечем.

— Нечем.

— И в самом деле, возьми, сынок!

Мишке, собственно, только это и нужно было. Он встал с соломы, нехотя взял отцовский плащ, всем своим видом говоря: «Если б вы знали, как мне не хочется идти под дождь!»

— А если не отдадут? — остановился он в нерешительности на пороге.

— Иди домой.

— Наперед знаю, что Верочку не отпустят, — вздохнул он.

Мать, казалось, не слышала этих слов. Тогда Мишка небрежно, словно самому себе, сказал:

— Придется, верно, у Тимки ночевать.

Мать что-то говорила, но Мишка стукнул дверью и побежал, шлепая босыми ногами по мокрой земле…

Уже совсем стемнело, когда мальчики упросили Тимкину мать отпустить сына ночевать к Мишке.

— У нас просторно, тепло, мать галушки варит. Очень просила… — уговаривал Мишка.

Поглядев на исхудалое лицо сына, вспомнив о том, что и покормить его нечем, а тут мальчику подвертывались горячие галушки, мать тяжело вздохнула и отпустила Тимку.

Когда мальчики встретились с Васильком и снова очутились все вместе, на сердце у каждого стало веселее. Даже Тимка обрел равновесие. Опасная дорога успокоила: его уже не преследовали страшные призраки казненных. В лесной тьме рядом со своими друзьями он чувствовал себя спокойнее, чем среди бела дня на родном дворе.

Они терпеливо дожидались партизан.

— Придут, — уверял Мишка.

— А может быть, и нет. Дождь такой, темень… — сомневался Тимка.

— Вот еще! Побоялись бы они дождя!

— Увидим, — сказал Василек, в душе почему-то веря, что партизаны должны притти.

Говорили о разном.

— Неужели так будет все время? — вдруг спросил Тимка.

— Как?

— Да что немцев будет полное село.

— А бес их знает! — зевнул Василек.

— А как же с листовками? — вспомнил Тимка.

— Чего доброго, еще промокли, — забеспокоился Василек.

Листовки действительно промокли. Их перенесли под сено. Одну пачку Василек раскрыл, разделил на три части.

— Надо распространять, пусть там хоть сам черт будет, не то что фашисты! — сказал он.

Молчали. Каждый думал о своем. Мишка мысленно был на родном дворе, в теплом погребнике, где неспокойным сном спала мать, не ведая, где теперь ее сын. Там сухо, тепло, дождь не каплет за воротник, как здесь, в лесу… В голове блеснула новая мысль. Он горячо зашептал товарищам:

— А что я придумал!..

— Что?

— Сделать землянку! Ну, погреб такой. И листовки там будут и мы…

Но его уже хорошо поняли.

— Вот это да! — даже смеялся от радости Тимка.

— Правильно! — поддержал Мишкино предложение и Василек.

Для лошадей решили построить шалаш.

…Перед рассветом Василек отправил Мишку и Тимку домой.

— Мне еще нужно вентери посмотреть, — сказал он на прощанье, а у самого теплилась надежда, что, может быть, ближе к рассвету придут партизаны.

Но в тот день они так и не пришли.

Трое в жабьей коже

Сохраняя при помощи весла равновесие, Василек вытаскивал из воды один за другим свои вентери. В лодчонку лилась вода, с отяжелевшей сети падали крупные капли, между густыми переплетами вентеря блестели, как в крошечных окнах, тоненькие водяные перепонки. Но ни в одном из вентерей рыбы не было. И только в двух последних Василек нашел линьков и небольшого карасика.

Неудача никогда не разочарует настоящего рыбака, ибо если б рыбаки разочаровывались при каждой неудаче, они давно уже перевелись бы на свете. Василек был настоящим рыбаком. Он осторожно поставил в воду последний вентерь и только тогда посмотрел на улов.

«Ну что ж, с таким уловом нельзя возвращаться в село, — подумал он. — Староста обещал шкуру спустить, но господин офицер со своими любителями рыбных блюд предупредит его!»

Приходилось ждать вечера: может быть, днем что-нибудь сдуру и влезет в вентерь. А спать так хотелось! Недолго думая Василек подвел лодку к берегу, втащил ее в высокую острую осоку, расстелил на дне челна мокрое сено и уже через несколько минут спал крепким сном.

А тем временем в селе произошли большие перемены. О, если бы хоть сорока на хвосте принесла Васильку в лодку эти вести!..

Много или мало спал Василек — сказать трудно: ложился — небо было в тучах, и проснулся — то же. Только тогда накрапывал мелкий дождь, а теперь он сеялся, как через густое сито.

Василек выехал на речку, медленно, словно играя, пустил лодку по течению и поплыл к селу. В прибрежной осоке гулял ветер и старательно расчесывал ее, пригибая к самой земле.

Село было как на ладони. Всматриваясь и вслушиваясь, Василек старался угадать, что там делается. Его тревожила участь матери. Что, если начнут донимать ее за то, что он не принес рыбы? Чего ждать от них хорошего!