Тайна - [3]

Все в его жизни было предусмотрено и предсказуемо.

Но внезапно ровный ход его жизни был прерван. Кто-то решил нарушить установленный им порядок. Что-то в его жизни стало происходить - незапланированное и непредусмотренное…

Кто-то вторгся в его жизнь. Нарушил ее конфиденциальность, ее стабильность и размеренность. Он чувствовал, что за ним наблюдают. Появился некто, чье присутствие он с недавних пор стал явственно ощущать. За спиной – когда шел по длинному коридору своего офиса или направлялся к машине после рабочего дня, за окном – когда ужинал в любимом ресторане, среди деревьев – когда подъезжал к дому, на том конце провода – когда поднимал телефонную трубку.

Бесконечные телефонные звонки…

Ему звонили на работу, звонили домой, звонили на сотовый. Рано утром, в разгар рабочего дня, глубокой ночью. Он вздрагивал, с силой прижимал к уху трубку, вслушивался в звенящую пустоту. Молчание казалось угрожающим, зловещим. Все это злило его, в сильнейшем раздражении он бросал трубку, иногда пытался что-то говорить в надежде на то, что ему ответят.

Но ответом было только тихое дыхание, порой короткие гудки…

А однажды он услышал смех - негромкий и отрывистый.

Это был женский смех.

*  *  *

На работу в этот день он опоздал. Впервые.

Секретарша Галочка вскочила при его появлении, запорхала вокруг, затараторила:

- Макс Олегыч! Макс Олегыч! Что с вами случилось?! Уже девять! Я звонила к вам домой, у вас никто трубку не берет! Звонил Юрий Николаевич, у него что-то срочное!

- Максим Олегович! Максим! Не Макс и не Олегыч! Сколько можно тебе повторять и сколько можно тебя учить?! – неожиданно для себя зарычал Градов. У него сильно болела голова, и его раздражал любой шум. Обычно он был более снисходителен к Галочкиной трескотне, считая, что ее непосредственность украшает его строгий офис, но сейчас ему просто невмоготу было слушать ее щебетанье.

Галочка скривила ярко накрашенные губы и обиженно захлопала ресницами:

- Извините, Макс, ой, Максим Олегович, я постараюсь…

- Ладно, Галина Николаевна, это вы меня извините. Я сегодня что-то плохо себя чувствую. Пойду к себе. Ко мне никого не пускать! Я занят!

Любимый рабочий стол принял его в свое блестящее отполированное лоно. Стол был гаванью, надежной пристанью, в которой Максим поспешил укрыться от всего, что мучило его последние дни: бессмысленной суеты, чужих взглядов, бесконечных звонков. Он сжал голову руками, стараясь успокоиться, пытаясь убедить себя в том, что стоит, как обычно выработать план действий, и все тотчас же выяснится, уладится и пойдет своим чередом, но сомнение уже поселилось в нем, и он вдруг почувствовал, что все безвозвратно потеряно, все изменилось, и никогда уже не будет так, как прежде.

Громко, нахально и надрывно зазвонил телефон.

*  *  *

Градов все время был занят: с раннего утра и до позднего вечера в его голове прокручивался план очередного дела, и все, что не касалось этих размышлений, все, что мешало и отвлекало от них, не удостаивалось его внимания. Казалось, он не замечает ни людей, окружающих его, ни города, который шумит за окном его офиса или машины, города, живущего своей жизнью - яркой и беспокойной.

Но он любил свой город. Возможно, он перестал замечать его красоту, но он всегда знал, что вне этого города, вне его улиц, площадей и скверов, он не смог бы существовать. Эти улицы, знакомые с детства, изученные до каждой трещинки, до последнего камушка, были необходимым фоном его жизни, а шум города - неумолчный, не стихающий даже ночью, – обязательным ее аккомпанементом.

Особенно он любил недолгие вечерние часы, когда рассеивается дневная говорливая толпа, воздух наполняется прохладой, и только-только начинают загораться окна в прямоугольниках домов и фонари на приумолкших ненадолго улицах.

Несколько минут - пока он шел к машине и потом, когда медленно двигался в поредевшем потоке автомобилей - были необходимы ему, давали возможность забыть об усталости, о дневной суете, не думать о том, о чем он думал всегда: о работе, о бесконечной череде дел – важных и очень важных. Вечера тоже заполнены работой, и эти минуты являлись короткой передышкой перед тем, как снова начать думать, делать, обсуждать, уговаривать и договариваться. Он считал эти минуты лучшим временем за весь длинный, насыщенный событиями, день. И дорожил этим коротким отдыхом.

Не торопясь, он шел к машине, не торопясь, заводил ее, медленно отъезжал и так же медленно ехал, открыв окно и наслаждаясь вечерним прохладным воздухом, стараясь ни о чем и ни о ком не думать.

Так было всегда. Но сегодняшний вечер оказался безнадежно испорчен. Максим не мог не думать о странном телефонном звонке, заставшем его утром в офисе.

Голос был женский, неприятно высокий, почти визгливый.

- Алло, Максим Олегович?! Алло! Вы меня слышите?!

- Да! Говорите, я вас слушаю!

- Слушайте внимательно! Вам необходимо явиться в восемь часов вечера в Старый парк и ждать у пятой скамьи, - монотонно, словно по бумажке говорил женский голос. - Алло! Алло! Вы поняли меня?!

- Да, я все понял, одно мне непонятно - к чему все это? Парк, пятая скамья … Почему нельзя встретиться в нормальном месте, ну хотя бы…