Тайна пророка из Назарета - [3]

Но я, Фалес Аргивинянин, и Клодий Македонянин слышали здесь отзвуки Великих Сказаний Красной Расы,[5] преломленных в научных призмах солнечных халдеев, исковерканные диким невежеством иудейских жрецов — жалкого наследия ренегата и безумца Козарсифа.

Но народ этот ждал Учителя — Учителя в пурпуре и броне, долженствовавшего, по их мнению, отдать мир под главенство их алчных жрецов, ничего не зная об уже пришедшем Учителе. Но вот однажды услышали мы от одного знатного иудея, родившегося и жившего почти всю жизнь в Афинах, такую речь: «Я, Никодим, могу указать вам, философы, на одного странного человека. Живет он в пещере на берегу Иордана. Полите к нему и задайте нужные вам вопросы. Он гол и нищ. Идите скорее, а то я слышал, будто отдано приказание заточить его под стражу за непристойные нападки на жрецов и даже на самого царя. Однако, философы, — с улыбкой добавил он, — едва ли вы найдете в нем нужное. Но почему вам, мудрецам, не познакомиться с тем, кого наш народ называет пророком?»

И мы увидали этого Иоанна. Он был поистине странен: лишенное покрова изможденное тело, худое лицо, черные ногти, пучки никогда не чесанных темных волос и бороды ниспадали на его плечи и грудь, голос был хриплым и крикливым. Мы узрели его сидевшим на камне на берегу реки перед толпой коленопреклоненного народа. Он размахивал руками и неистово с пеной у рта изрыгал проклятия и ругательства. Он призывал на несчастное людское стадо гнев Божий, он грозил ему, жалкому, грязному, голодному — страшными муками. Покорно, рабски слушал его народ. Но мы, на чьем челе горел маяк Вечности, видели и его отчаянные глаза, в которых узнали священный огонь Сынов Жизни, видели его флюидическое истечение, в котором не было ничего похожего на флюиды человека. И я, Фалес Аргивинянин, и Клодий Македонянин поникли головами, размышляя о неведомых путях, какими Единый и совершенный шлет свои токи материи — ибо вот перед нами под грязной оболочкой был, несомненно. Сын Жизни, а не человек.[6]

«Мы приблизились, Аргивинянин, — сказал мне Клодий, — это ли цель наших скитаний?» Но я, Фалес Аргивинянин, был холоднее и спокойнее Клодия — и мой не столь горячий и быстрый разум был земным, и потому — увы! — более мудрым. «Учитель может быть только человек, Клодий, — ответил я, — а это Сын Жизни». Мы дождались, пока тот, которого называли Иоанном, погрузил всю толпу в воды Иордана, и она, обруганная и оплеванная телом, но счастливая духом, пошла с пением каких-то негармоничных песнопений к городу. Мы спокойно подошли к пророку, оставшемуся в одиночестве мелководной и грязной реки.

Я, Фалес Аргивинянин, поднял руку и обдал затылок и спину Иоанна потоками приветственного тепла святилища и произнес на таинственном языке сокровенной мудрости[7] формулу, призывающую Сынов Жизни. И он медленно обернулся к нам. Несказанным добром светились нам за минуту перед тем грозные глаза. Не выявил он ни удивления, ни неожиданности.

— Что нужно от раба Господня сынам земной мудрости? — прозвучал тихий и гармонический голос, только что неистово и страшно гремящий проклятиями и ругательствами.

— Мы ищем Великого Учителя, — ответил я, Фалес Аргивинянин, — мы несем ему привет святилища и убежища. Где найти нам его?

Кротко и любезно взглянул на нас Сын Жизни в человеческой оболочке Иоанн.

— А знаете ли вы, что потеряете все, когда увидите ЕГО? — сказал он.

— Да, — сказали мы, — но мы пришли. Мы лишь послушные ученики святилища. И затем: редко плачет вода, когда, выжаренная лучами солнца, поднимается кверху, теряя свои водные качества.

Ласково улыбнулся Иоанн: «Воистину мудры вы, благородные греки, ответил он. — Как вам найти Учителя? Идите в Галилею, пусть всеблагой благословит вас встречей с Иисусом Назарянином». И он, возвратив мир нам, ушел. И я, Фалес Аргивинянин, сказал Клодию Македонянину: «Сдержи полет своего ума, Македонянин, ибо вот — раз Сын Жизни принимает грязное и отвратительное обличие иудейского прорицателя, то чем должен явить себя Учитель? Не смотри на звезды — смотри на землю». И вот мы приблизились просто, ибо все в мире всевышнего просто. Был вечер — и была полная луна. Нам сказали: «Иисус Назарянин, которого вы ищете, прошел в дом воскрешенного им от смертного сна Лазаря, вот дом этот».

Густой сад окружал дом. Когда мы вошли в сад, нам преградили дорогу два человека — один во цвете мужской силы, другой — юноша кроткий с длинными, льняными волосами, ниспадающими на плечи его.

— Что вам нужно, иноземцы? — грубо спросил первый.

— Видеть Великого Учителя, — ответил Клодий Македонянин.

— Учитель пришел не для вас, язычники, — сердито сказал иудей, — вы не достойны видеть его. Идите прочь отсюда.

— Я вижу, муж, что ты человек святой и правдивый, ответил я, Фалес Аргивинянин, — что к твоей святости и правдивости даст Учитель? А мы язычники и бедные невежественные грешники, мы и хотим поучиться у Учителя. Хотя бы затем, чтобы стать такими святыми и правдивыми, как ты, муж великий и благой…

Тогда юноша быстро дернул за рукав хитона растерявшегося и глядевшего на меня сердито иудея. Он шепнул ему что-то и затем, ласково улыбаясь, сказал мне: «Не трать, благородный чужестранец, стрел твоего этического остроумия, утешая бедного иудея. Присядьте на эту скамью, я сейчас приглашу вам одного нашего товарища, ему скажете все, что вам надо». Мой, Фалеса Аргивинянина, мозг не покидала мысль: мы знали, что нашли Учителя, ибо вот разве мог скрыться от глаз посвященного поток Вечности, разливающейся над скромным масляничным садом в Магдале. И вот предстал перед нами муж в скромной, белой, чистой одежде с печатью тихого разума на челе, а над этим челом таинственно горел знак Посвященного Красной Расы, чьи святилища таила в себе далекая Азия, откуда пришел к нам трижды Величайший, где мудрые обитают города и где установлено владычество треугольника.