Тайна пророка из Назарета - [24]

Во мраке тумана уже вставало чье-то гигантское лицо багрово-красного цвета, виднелись чьи-то внимательно-злобные очи и подымалось туловище, покрытое как бы языками пламени. То был сам Бофамет, владыка Преисподней, царь Тартара, Великий Отверженный.

Минуту или две покоились его злобные глаза на нас, а потом медленно обратились на Балкис, стоящую, протянув к нему руки.

— Безумная Балкис! — раздался его голос, подобный отдаленному шуму прибоя огненного в царстве Вулкана, — Зачем ты вызывала меня?

Безумная Балкис! Что я могу сделать с неугодным тебе эллином, когда благословение отца твоего Арраима почиет на нем! И разве не духи пустыни, слуги того, чье имя — Молчание, стоят за третьим?

Безумная Балкис! Это наказание твое — ибо, что общего между тобой, слугой моей, и отцом твоим, Арраимом, чьи ноги на стезе Того, чье имя я не могу произнести! Разделывайся сама как знаешь, но помни, что никакая Любовь Космическая не вырвет тебя из рук и сердца моего!

— Дух лжи и отрицания! — бестрепетно загремел я, Фалес Аргивинянин, пусть уйдет царица Змей, пусть уйдут духи Луны и духи Пустыни, пусть останусь один я, с Семенем Любви Космической в сердце, и вступим с тобой в страшный, грозный бой за душу прекрасной Балкис, ибо вот отец ее, Арраим, поручил мне не погубить ее, а наставить на стезю добра!

С глубоким удивлением смотрел на меня Дух Отверженный! И вот как бы загладилось его чело, а глаза загасили злобу и засияли каким-то другим, странным и сочувствующим, светом.

— Храбрый эллин, — раздался его насмешливый голос, — или ты думаешь, что в предназначениях моего бытия заключаются и драки со всякими человеческими червями? Или мудрый Гераклит не внушил тебе, что борьба со мной — есть борьба во времени?! Имеешь ли ты достаточно Манвантар в твоем распоряжении, чтобы решиться на борьбу? Иди своей дорогой, червяк, и кто знает, со временем, если ты поумнеешь, может быть, мы поговорим с тобой.

И сразу погас огонь очей его, рассыпались очертания головы и тела.

Я оглянулся вокруг. Мирно покачиваясь взад и вперед, по-прежнему молился покрытый с головой равви Израэль, задумчиво пощипывая небольшую бородку, стоял мудрый Лао-Цзы, а дальше, около трона Балкис, лежала в самых неестественных позах скорченная толпа. Сама Балкис, бледная как смерть, неподвижно сидела на троне, вперив безумные очи в рубиновые глаза Царицы Змей. Я произнес заклинание, и она медленно обернулась ко мне и снова вползла на меня и опоясала мое тело. Мудрецы Балкис начали оказывать признаки жизни, а сама царица, глубоко вздохнув, закрыла лицо руками.

Долго длилось молчание… Наконец царица прерывающимся голосом сказала:

— Ты победил прекрасную Балкис, Аргивинянин. Иди и возвести миру ее поражение…

— Ты воистину безумна, Балкис! — ответил я, — никого я не побеждал, победил твой отец Арраим и Любовь Божественная. Но если ты признаешь свое поражение, то я требую от тебя — отпусти тотчас со мной тех трех посвященных, которых ты приковала к трону своей красотой. Прекрасная Балкис пожала плечами.

— Зачем они мне, Аргивинянин, — сказала она, — бери их, но скажи мне, от себя ли ты вступился за душу мою перед Господином Огнем Земли или от имени отца моего?

— От себя, царица, — ответил я, — ибо я знаю: Любовь Космическая царит в сердце Арраима и вот, как же он бросит дитя свое на погибель Пралайи?

— Ты воистину мудр, эллин, — слабым голосом, подумав, сказала Балкис, а теперь идите от меня, мудрые, — обратилась она к трем, — и оставьте бедную Балкис в одиночестве, дабы я могла подумать о Любви Космической, — с легкой насмешкой закончила она.

— Да осенит любовь Божественная сердце твое, Балкис, и да возвратишься ты в объятия отца твоего, — громко сказал я, Фалес Аргивинянин, и накинул на царицу дыхание мудрости своей. Сразу порозовели ее щеки и загорелись силой и жизнью глаза.

— Я не забуду пожелания твоего, Аргивинянин, — звонко сказала она. Трижды побеждала я Фиванское Святилище, но на четвертый ты отомстил с лихвой, мудрый эллин. Видит Небо, нет на тебя злобы в душе моей.

И вот мы оставили прекрасную Балкис. На этот раз я, Фалес Аргивинянин, взял у равви Израэля отвоеванных мной изменников святилища.

Тепло со взаимными благословениями распростились мы, трое, не забыв дать свое дыхание Мудрой царице Змей. И сказал мне на прощание мудрый Лао-Цзы:

— Аргивинянин! Много есть часов, дней, годов в Дао бесконечном, но счастливейший из них будет тот, в котором я снова встречусь с тобой, благородный эллин.

— И я знаю, что не последний раз встречаюсь с вами, мудрые, подтвердил равви Израэль, — воистину планета наша мала для мудрых…

Велико было торжество в Фиванском Святилище, когда я, Фалес Аргивинянин, прибыл туда.

С дивной пышностью отправили мы богослужение в храме Изиды, и вот, сам Гермес, Триждывеличайший, явившийся нам в облаке огненном, увенчал меня Лучами Высшего Посвящения. А затем иерофант Святилища Гераклит Мудрый низвел Огонь пространства на головы приведенных мною изменников Святилища, отдав души их во власть царице Змей, верно служившей мне в путешествии моем.

Да будем мир над головой твоей, Эмпидиокл. В дальнейших рассказах моих ты встретишь еще всех лиц, которых я назвал в повествовании своем.