Тайна пророка из Назарета - [15]

— Царь и Отец! Для того чтобы быть наставником твоего народа, надо сначала изучить его, и пока я не изучу его, я не приму никакой миссии. Нахмурился Царь и Отец.

— Сколько же тебе нужно времени, Аргивинянин? — спросил он меня.

— Наш земной год, — ответил я.

— Как же ты будешь изучать его? — спросил он, пытливо вглядываясь в меня.

— Я буду ходить среди твоего народа, буду смотреть, буду расспрашивать и буду думать.

— Но ты только человек, у тебя есть человеческие потребности, как же ты будешь существовать?

— Царь и Отец, — ответил я, — ты знаешь, что я, как Посвященный второй степени, могу существовать без пищи целые годы. Но и помимо того, разве в маленьких хижинах я не найду для странника куска хлеба? Разве в твоем народе я не найду простого, благородного отношения к страннику?

— Да, конечно, — ответил Царь и Отец, — но ты удивляешь меня своей просьбой и отказом своим. Через год я жду тебя здесь, иначе я могу подумать, что ты только теперь вздумал отказаться от возложенных на тебя забот, а отказаться ты должен был на Земле.

— Царь и Отец, — сказал я, — мы думали, что ты мудр только на своей планете, а теперь я вижу, что ты так же мудр и в земной мудрости, ибо ты знаешь все, что делалось в земных храмах Посвященных Гималаев…

И я ушел, чувствуя его стальной взор на своем затылке.

Я проходил земли, где мои братья прилагали все старания, чтобы забросить семена мудрости в чудные девственные сердца. Чудная природа, освященная двумя Солнцами и тремя Лунами, была поистине сказочна. Работа захватила моих товарищей. Они поняли завет, что надо сливаться с ближними, они вошли в жизнь планеты, они стали супругами на этой сказочной планете. А женщины здесь были непередаваемо красивы, и на всей этой планете, казалось, отразилось само небесное блаженство. Это была сильная радость, и если была одна темная точка на всей этой планете, то это был я. В темном плаще, с посохом шел я по прекрасным проселочным дорогам, проведенным моими товарищами. Часто они просили меня приходить к ним, приглашали переночевать в своих роскошных убежищах и считали меня погибшим. И вот, к концу года, я подходил к Дворцу Царя и Отца планеты. Пыльный и неумытый, с всклокоченными волосами, я взошел по блестящим ступеням дворца. Царь и Отец сидел на своем троне, окруженный блестящей свитой, среди которой были кое-кто их моих товарищей в своих блестящих одеяниях. И я стал перед Царем и Отцом.

— Ну что, Фалес Аргивинянин, готов ли ты стать на работу?

Как будто с огромного купола на мраморный пол упала капля в тишине так прозвучал мой ответ: «Нет!». Гневно вскочил Царь и Отец.

— Аргивинянин! Ты подписываешь свою погибель! Разве ты забыл, что вызвало тебя? Подумай!!!

— Я думал целый год, — ответил я. И случилось нечто невообразимое: усталый, грязный спутник Земли отошел в сторону, придвинул грязной своей рукой золоченый стул к трону Царя и Отца и сказал ему:

— А теперь мы поговорим. Гневен был Царь и Отец. Он как будто задыхался.

— Презренный червь, как ты смеешь? — сказал он. Я тихо покачал головой.

— Оставь. Оставь и позволь мне задать тебе несколько вопросов. Ты именуешь себя Царем и Отцом. Скажи мне, где строители этой планеты? Скажи мне, кто стоял у колыбели твоего народа? И если кто-нибудь стоял у колыбели твоего народа, то он был послан Единым Неизреченным, да будет благословенно имя Его! А если он был послан, то этот кто-нибудь должен же был исполнять заветы Единого? Где мудрость твоей планеты? Твоя планета велика, велик народ и сказочна атмосфера твоей планеты. Если столь дивно одарен мир твой, но к чему было тебе призывать мудрецов с Земли и мудрецов не первых, а посредственных? Ты нам сказал при первом приеме: «Земля, прославившаяся в Космосе своей мудростью…». Я этому не поверил. Царь и Отец! Ибо, что такое Земля? Разве мы, мудрые, не знаем этого! И я был безмерно удивлен, когда мои товарищи забыли это и ревностно принялись за исполнение возложенных обязанностей, не понимая того, что в этом была заложена ловушка. Где было благословение на воспитание этой планеты? Разве они забыли, что благословение на воспитание дается Единым? Откуда в них явилась та гордость, которая заставила их принять твое предложение? Как я могу быть наставником детей, родителей которых я не знаю? Только гордость могла затуманить их разум, но я, Фалес Аргивинянин, не поддался на это. Ты, Царь и Отец, ты сам говорил, что твой народ хорош, что он добр, что он благодарен, что он мудр. Мы застали чистоту нравов, мы застали мудрость, так зачем нужна здесь мудрость Земли? Скажи мне это?

Но Царь и Отец, понявший вопрос, молчал, ибо знал, что наши разговоры будут опасны.

— Скажи, Царь и Отец, — продолжал я, — а где на твоей планете следы благословения Единого? Почему здесь нет мудрых? Почему нет семян Божьих? Почему нет посева? Ибо жнец придет и на твою планету, если только она на самом деле существует в Космосе…

Я протянул руки и со всей силой, данной мне великой мудростью, возгласил:

— Отец Единый, Неизреченный! Пошли мне, Единый, Луч Твой, дабы победить соблазны, окружившие меня! Разрушь все, представившееся очам моим, как следствие человеческой гордости жалких червяков… Единый, Неизреченный! Услышь меня! Ибо вот, я один, оставленный с мудростью моей, понял, что только ты можешь спасти меня!!!