Тайна, покрытая мраком - [11]

— Сыщи мне внука. Боюсь и вправду помереть, так его и не увидев.

Такого я точно не ожидала и слегка растерялась.

— У вас есть внук? — вопрос, лишенный смысла, раз о внуке я уже знала от Витьки.

— Знамо дело, есть. Вот только где он, не знаю.

— И я должна его найти?

— Ага, — кивнула она.

— Почему бы этим Витьке не заняться? — предложила я, находя данную идею вполне разумной.

— Куда ему… Сердце у Вити — чистое золото, но мозгами его Господь обидел. И то сказать, редко кому все сразу дается… А у тебя ум изворотливый, хоть и ленивый, ты найдешь.

— Спасибо за блестящую характеристику, — скривилась я. — А где искать-то?

— Кабы знать, — развела старушенция руками.

— Это типа, поди туда, не знаю куда?

— Типа, да, — кивнула она.

— Задание — зашибись. Может, вам следует в полицию обратиться?

— Ни-ни, — погрозила пальцем Теодоровна. — Полиции мне только не хватало. Чует мое сердце, вляпался внучок в какое-то дерьмо. Не сделать бы хуже.

— Интересно, — нахмурилась я. — Ну, если так, начнем с чего-нибудь самого простого. Фотография внука у вас есть?

— Нет. Разорвала все, как с ним поругалась. Теперь жалею.

— А звать его как?

— Андрей Ильич Костюков. Тридцать лет. Дурак дураком. Но родная кровиночка. Фамилия у него от матери. Сынок мой покойный так на ней и не женился. И правильно. Не баба, а сущее недоразумение. Ни рожи ни кожи, а принцессу из себя гнула. Мальчишку вконец избаловала. Я его отобрать хотела, да какое там. Пока Илья, сынок мой, жив был, строжил его, а уж как Ильи не стало, просто беда… Потом и дуреха померла, а наш Андрюшка совсем от рук отбился. Связался с дурной компанией…

— Когда вы видели его в последний раз? — деловито спросила я.

— Лет пять назад, может, больше.

— Ничего себе…

— Зла я на него была очень, — вздохнула Теодоровна. — Но перед смертью помириться хочу. Грех внука-то не простить. Может, придет, поплачет на моей могилке. Кто, если не он?

Тут она всплакнула, вытерла глаза кружевным платочком, а я нахмурилась:

— Не увлекайтесь. Он в нашем городе живет?

— Квартира у него на Михайловской, тут неподалеку. Дом три, квартира двадцать пять. Только он давно там не появляется, за квартиру мне приходится платить.

— То есть, где он живет сейчас, неизвестно? Еще какие-нибудь ценные сведения? — Бабка развела руками. — Негусто, — констатировала я. — Задание я уяснила, но чувствую, что дело завалю. Вам нужен профессиональный сыщик.

— А кто детективы выдумывает? Да так ловко… Чешешь, как по писаному…

— Вам не приходило в голову, Милана Теодоровна, что это разные вещи?

— А ты попробуй, вдруг получится.

Я поскребла затылок, не зная, как отнестись к словам старухи. Полный бред… с другой стороны, отчего не попытаться, вдруг повезет.

— Вы кого-нибудь из его друзей знаете?

— С ума сошла? У него друзья все как есть каторжники, а у меня в доме добра на миллионы… Не ровен час, ограбят. Не знаю и знать не хочу.

— Хорошо, — кивнула я, не желая спорить. — Схожу на квартиру, соседей поспрашиваю… может, его видел кто…

— Сходи, милая, сходи. Я тебе ключ дам. Хотя он тебе вряд ли понадобится. Ты в квартире записочку Андрюшке оставь… на всякий случай.

— Кстати, а мобильный у него есть?

— Был. Но номер давно отключен. Поезжай-ка прямо сейчас, чего ждать? Шкатулку мне подай, вон ту, с сердечком, — я подала шкатулку, бабка достала из нее ключ и протянула мне. — Пиши записку, — откидываясь на подушку, сказала она. Взяв блокнот и авторучку, я приготовилась записывать, бабка пожевала тонкими губами и принялась диктовать: — «Дорогой мой внучок Андрюшенька. Прости ради Христа свою глупую бабку…»

— Может, не стоит так драматично? — попыталась я ее урезонить.

— Пиши, — махнула она рукой и продолжила: — «Чувствую свою близкую кончину, и нет у меня большего желания и большей радости, чем прижать тебя к сердцу, кровиночка моя ненаглядная. Не держи на меня зла и приходи проститься, хочу, чтобы в последние мои часы ты был рядом и принял из рук моих все нажитое непосильным трудом, не чужим же людям оставлять…»

— Это тоже писать?

— Пиши, пиши. «Терпеть меня тебе недолго придется. Жду тебя, ангел мой. Твоя несчастная старая бабка Милана Теодоровна». Написала? Вот и славно. Теперь ступай. А я отдохну. Что-то сердце опять прихватило.

— Вы не за ту грудь держитесь, — съязвила я.

— У меня слева болит, а справа отдает, — нашлась старушенция, а я с ключом и запиской покинула комнату.

— Витька опять куда-то смылся, — сообщила Любка, как только я появилась в гостиной.

— Я тоже сматываюсь, — порадовала я.

— Насовсем? — ахнула Любка.

— Нет. На пару часов. Теодоровна велела внуку записку передать. Помирать собралась, хочет с ним помириться, — в доказательство я сунула ей под нос записку. Шевеля губами, точно первоклассник, Любка ее прочитала и вернула мне.

— С тобой пойду, — заявила она.

— А бабку с кем оставишь, с попугаем?

— Почему бы ей не побыть с Петровичем? Он все-таки собака.

— Тебе совсем крышу снесло? — попеняла я.

— Ладно. Возвращайся побыстрее… — И вдруг заголосила: — Уволюсь завтра же, ей-богу уволюсь!

Я прошмыгнула в прихожую, обула кроссовки и вскоре оказалась на улице. День выдался прохладный, но солнечный. До Михайловской рукой подать, и я отправилась пешком, игнорируя общественный транспорт. Задание трудным не представлялось, правда, особой пользы я от него не ждала. Бабка мудрит по обыкновению. Наверняка знает, где внука искать, то есть уверена, что в квартире он появляется, иначе какой прок в этой записке? Выходит, спектакль «с умиранием» предназначался вовсе не мне, это она так к встрече с внуком готовится. В ловкости старушенции не откажешь, в записке все черным по белому: придешь и помиримся — деньги твои, а заупрямишься — на бабло не рассчитывай. Надеюсь, он сделает правильный выбор и Теодоровна с кончиной повременит.