Тайна похищенной башни - [3]

— Чего она там базарит, Серега? — заинтересовался Петр Иванович.

— Говорит дочери, что если та не замолчит, то она отдаст ее страшному белому человеку на одной ноге.

— Это мне, что ли?!

— Наверное.

— Ну ни фига себе расклад! Серега, ты ей переведи, что дочка ейная мне на хрен не сдалась. Своих спиногрызов четверо. А вот ее саму я бы в какой-нибудь кабак сводил. Или в баню тоже можно. Ничего папуаска, на рожу приятная. Прямо как та… ну как ее?.. ну которой «Оскара» еще дали!

— Холли Берри, что ли?

— Ага, точно. Переведи ей про баню, Серега.

Чертанов пожал плечами, подошел к отшатнувшейся юберийке и послушно перевел предложение шефа. Бедная женщина дико задрожала, глядя на лыбящегося Колобкова широко распахнутыми глазами, а потом молча прижала к себе дочь и умчалась вниз по улице.

— Ну и хрен с тобой, дура, — философски произнес Колобков. — Не хочешь в баню, ходи грязная. Да и я все равно женатый.

Мастерская протезиста расположилась совсем рядом с портом. Не прошло и десяти минут, как Колобков с переводчиком и телохранителем подошел к пирсу и пришвартованной к нему «Чайке». Над бортами издалека видны темнокожие фигуры. Местные плотники заделывают дыру на палубе и другие повреждения, полученные в битве при Наранно.

Гюнтер Грюнлау, торгующийся с юберийским купцом на языке жестов, приветственно кивнул деловому партнеру. Колобков тут же деловито проковылял к нему, выстукивая деревянной ногой настоящую морзянку.

— Гутен таг, Гюнтер! — махнул рукой Колобков.

— Петер, пожалюста, не здоровайся со мной так, — поморщился Грюнлау. — Я же тебе несколько раз говорить, что твой акцент есть ужасно сильный. Я понимаю, что ты есть стараться, но тебе в самом деле не стоит говорить по-немецкий.

— Да не парься ты из-за фигни, — потер ладони российский бизнесмен. — Чего сторговал?

— Выгодно взял большая партия икры, Петер, — доложился бизнесмен немецкий. — Очень хороший и совсем недешево.

— Недешево?.. — нахмурился Колобков.

— Нет. Нет-нет! Einen Moment… недорого. Я иметь в виду недорого. Прости, Петер, я есть ошибиться слово.

— Тогда хорошо. Недорого — это всегда хорошо, — успокоился Колобков, тут же суя нос в горшок с черной икрой.

Та действительно оказалась очень высокого качества. Конечно, не осетровая, а какой-то местной рыбины. Но на вид и вкус — такая же, как осетровая.

— Что наша жи-и-и-и-и-изнь?! — провыл Колобков шаляпинским басом. — Ик-к-к-к-кра-а-а-а-а-а!!!

К сожалению, икрой закупки и ограничились. Икрой и еще кое-какими продуктами — хлеб, сахарный тростник, бататы, ящик спелых персиков. Не было времени наладить нормальные торговые связи, как в Наранно. В трюме все еще лежат товары, взятые в предыдущем порту. И даже кое-что из приобретенного на острове Бунтабу — в основном жемчуг. Большую его часть «льке Колобка» благополучно обменял на золото и серебро, но несколько пригоршней все же осталось.

Грюнлау и чернокожий купец наконец закончили расчеты и распрощались, довольные взаимовыгодной сделкой. В трюм «Чайки» погрузили две дюжины тяжелых горшков с икрой, а в кошеле юберийца прибавилось полновесных моцарен.

— Василь Василич, подымай якорь! — скомандовал Колобков, с помощью Валеры взбираясь по трапу. — Право руля!.. Лево руля!..

Фабьев никак не отреагировал на эти выкрики. Бывалый штурман, он совершенно точно не нуждается в командах сухопутной крысы, с трудом отличающей переборку от фальшборта. То, что Колобков официально является капитаном «Чайки», еще не значит, что он способен выполнять капитанские обязанности.

К счастью, Петр Иванович и сам прекрасно это понимает. Все эти его «право руля» — просто обычный выпендреж. Кому не хочется подняться на настоящий капитанский мостик и оттуда покомандовать настоящим судном? Колобкову этого хотелось с детства.

Разбогатев, он сумел осуществить давнюю мечту — можно ли его за это упрекнуть?

Поднявшись по трапу, судовладелец и капитан в одном лице сразу приуныл. На него уставилась белошерстная усатая морда с удлиненными резцами. В крохотных красных глазках светится неприкрытая враждебность.

— Хуймяк… — свирепо процедил Колобков, глядя на своего заклятого врага.

Рикардо угрожающе оттопырил верхнюю губу. С тех пор, как заклятье сумасшедшего волшебника увеличило сирийского хомячка до размеров белого медведя, Колобков возненавидел его пуще прежнего. Зато младшая дочь, напротив, стала еще сильнее обожать любимую зверушку.

— Кушай, маленький, кушай!.. — ласково приговаривала Оля, кормя гигантского хомяка с руки.

Колобкова аж передернуло. Крохотная одиннадцатилетняя девочка — и огромный белый зверь, деликатно берущий с хозяйской ладони буханку хлеба. У отца каждый раз екало сердце, когда он это видел.

За время плавания между Наранно и Чревалидо Колобков предпринял не одну попытку разлучить Олю с Рикардо. Хомяка-великана запирал в трюме, проблемную дочь — в каюте. Однако ни к чему хорошему это не приводило. Оля визжала и брыкалась, требуя вернуть драгоценного хомячка. Рикардо рычал и буйствовал, не желая расставаться с обожаемой хозяйкой.

В конце концов Колобкову пришлось смириться. Однако он распорядился, чтобы рядом с хомяком постоянно дежурил Грюнлау или Валера. И если проклятая зверюга вдруг нападет на любимую доченьку — стрелять на поражение, не жалея патронов.