Тайна подводной скалы - [21]

Поиски Юры Ветлугина тем временем продолжались, но напрасно. Оставалось предположить только одно: во время пурги Юра оступился, упал в трещину и пошел под лед…

Как попал под лед (или вернее — в лед) темнокожий мальчик, для всех оставалось загадкой, хотя на земле уже не было уголка, куда не проникла бы весть о таинственном мальчике в скафандре, неизвестно как попавшем на лед в районе Северного полюса. Оставалось предположить, что он был выброшен (или бежал) с какой-нибудь подводной лодки, облаченный в глубоководный скафандр-самоход, и те, кто его выбросил в пучину океана, или те, от кого он бежал столь необычным способом, имеют серьезные основания помалкивать…

Эта мысль не оставляла и Григория Антоновича Серебрякова, комиссара безопасности советского сектора Арктики. Однажды он вызвал к себе Гридина — начальника оперативного отдела, черноволосого человека лет тридцати пяти.

— Так что же вы думаете об этой истории, Андрей Андреевич? — спросил медлительный, грузный Серебряков, словно продолжая прерванный разговор.

— Мальчик в скафандре? — коротко спросил Гридин.

— Да…

— Дело сложное и, я полагаю, серьезное. Сегодня я как раз собирался доложить вам, что наш сотрудник, направленный на остров Седова, ничего нового не узнал. Мальчик молчит. Врачи говорят, что у него полный провал памяти.

— Кто поехал на остров Седова?

— Васенькин.

— Один?

— Один… — нерешительно ответил Гридин.

— Напрасно, — строго сказал Серебряков. — По доброй воле этот темнокожий малыш не стал бы гулять по ледяным полям Арктики. Скорее всего, он выбросился из субмарины, спасаясь от каких-то «злых дядей».

— Возможное дело, — согласился Гридин.

— Может быть он знает что-то нехорошее про этих «злых дядей».

— Вполне возможно.

— Раз уж вся планета знает, что мальчика спасли и что он находится на острове Седова, надо ждать, что туда же с визитом скоро явится какой-нибудь курьер от «злых дядей».

— Вполне возможно, Григорий Антонович…

— Значит на остров Седова надо, кроме Васенькина, послать еще нескольких наших сотрудников для охраны мальчика.

— Сегодня же туда поедут архитектор и два его помощника для… «составления плана перестройки больницы», — быстро ответил Гридин.

— Правильно. Выполняйте…

На другой же день на остров Седова прибыл «архитектор с помощниками». Они остановились в гостинице, и к «архитектору» явился щегольски одетый юноша с голубыми девичьими, но чрезвычайно быстрыми и наблюдательными глазами.

— Корреспондент журнала «Антарктида», — отрекомендовался юноша.

«Архитектор» постучал в стену и, подойдя к двери смежной комнаты, сказал негромко:

— Ребята! Васенькин!..

Через несколько минут живой, остроумный Васенькин уже полностью ввел своих коллег в курс всей жизни на острове и в больнице. Ничего подозрительного пока нет. На острове, после отлета Ветлугина, деда Андрейчика и Одарки со Столяровым на Арктанию, а Бахметьева — в Москву, никого постороннего, кроме него, Васенькина, не было и нет. Убедиться в этом не трудно, ведь жителей небольшого поселка на острове всего лишь… сто тридцать восемь человек.

— Отлично живут! Свою больницу имеют, — заметил один из «помощников архитектора».

— Эта больница обслуживает около двух тысяч полярников архипелага и береговой полосы, — пояснил Васенькин.

— Ну, что ж, попробуем ее обследовать и составить план перестройки этой замечательной больницы, — объявил «архитектор».

Потекли дни. «Корреспондент» журнала «Антарктида» проинтервьюировал уже почти все население острова и заготовил материал на несколько очерков, «архитектурная комиссия» прилежно изучала солидное здание островной больницы, а новостей никаких на острове не прибавлялось.

Все так же сидел и почти постоянно дремал укутанный одеялом и обложенный подушками красивый темнолицый мальчик в четвертой палате больницы. Его осматривали врачи, с ним пробовал не раз разговаривать «архитектор» Петр Иванович Гасай, в совершенстве владевший, кроме русского, десятью языками: английским, шведским, норвежским, французским, немецким, итальянским, испанским, португальским, индейским и малайским. Мальчик внимательно смотрел на него первые две-три минуты, затем длинные ресницы его опускались, и глаза принимали сонное выражение; ни слова от него добиться не удалось.

Прошел месяц. Темнокожий мальчик еще находился в больнице, но уже настолько поправился, что мог вставать и ходить по палате. Он часто подходил к окну и напряженно, пристально смотрел на расстилавшуюся за окном морскую гладь. Здесь уже наступило лето, снег сошел и море очистилось ото льда, лишь изредка вдали мимо острова проплывали одинокие льдины. Мальчик провожал их внимательным взглядом, он, видимо, силился что-то вспомнить и не мог. Вздохнув, он отходил от окна, усаживался на свою кровать и мог часами так сидеть безмолвно и неподвижно.

Нестеров вызвал из Москвы знаменитого психиатра профессора Новоселова. Внимательно осмотрев необычайного больного, тот заявил:

— Глубокая амнезия. Полный провал памяти как следствие какого-то большого нервного потрясения. Немота его также нервного происхождения. Прогноз? Гм… Надо лечить. Амнезия излечима.

— Как? — спросил Нестеров.