Тайна Пернатого Змея - [9]

Мама подала горячее вино, и это вызвало восторг всех собравшихся.

— Великолепнейшее средство против гриппа! — грохотал Ляпюжад.

— Взгляните только на цвет! — воскликнул Илларион.

Феликс и я маленькими глотками пили сливки, которые мой друг подсластил постным сахаром.

Пары горячего вина и аромат корицы немного опьянили нас. Феликс с раскрасневшимися щеками повернулся к господину Дюрану.

— А прославленный Кецалькоатль? — обратился он к гостю.

— Что? — спросил тот, несколько удивленный вопросом.

— Кто он все-таки? Господин Казен нам рассказывал о нем самую толику.

— Ах, так! — воскликнул наш постоялец. — Мне нравится, когда молодежь так жадна до знаний. Кецалькоатль — древнейшее божество астеков. Согласно легенде, братья изгнали этого старого царя из страны. Он отправился в плавание по Восточному морю в сопровождении своих слуг, обратившихся в птиц. Но пообещал вернуться. Когда испанцы высадились у берегов Мексики, индейцы сначала подумали, что это возвратились их боги… Кецалькоатля изображали иногда как старца, с черным телом, красной головой и заостренным лицом… А некоторые скульптурные фигуры в Теотихуака́не, близ Мехико, представляют его в виде чудовищного змея с грозными клыками, голова которого украшена перьями.

«Острая морда, старик, клыки…» — подумал я.

Эмиль Дюран смотрел на огонь. Илларион позевывал.

В этой тишине голос ветра крепчал и наполнял комнату — от дверей до камина.

* * *

А немного позже я уже лежал в постели на своей мансарде. Мама согрела мои простыни «монахом» — грелкой, которой принято пользоваться в наших краях. Это продолговатый деревянный футляр, внутри которого подвешен сосуд, наполненный раскаленными углями. Когда вы ложитесь в обогретую постель, вы испытываете огромное удовольствие.

Все кругом спало. Во всяком случае, так я думал. Жители Фабиака покинули уютные места у каминов и улеглись в постели. Хозяйки бросили несколько совков золы на пылающие угли. Огонь тоже будет дремать до утра; но достаточно бросить несколько сухих веточек да два-три раза подуть — и яркое пламя оживет.

Подо мною скрипнули половицы. Раз, другой, третий… Приезжий еще не спал. Чем же он занят там, внизу? Кра… Кра… Кра… Я догадался, что он вышагивает из угла в угол комнаты, как это делают люди, что-то обдумывающие, размышляющие над чем-то. Он ходил медленно и почти бесшумно. Легкий, он и ступал так же. Однако половицы поскрипывали и давали мне знать, в каком конце комнаты он находится.

Внезапно эти звуки прекратились. Послышался приглушенный рокот. Казалось, голос ветра усилился. Гул наполнил комнату подо мною. Я понял, что человек открыл окно. Неужели в такой вечер можно любоваться долиной?

Я знал, что стоит мне немного высунуться из окна, и я смогу увидеть балкон. Однако я никак не решался — тепло постели удерживало меня.

А он, я был в этом уверен, стоял на балконе. Он открыл окно, а сам вышел на галерею, откуда видна была долина. «Странно! — думал я. — А еще говорит, что у него слабые легкие».

Я все же встал и медленно повернул ручку ставни, закрывавшей мое окно. Я вглядывался во мрак, расстилавшийся внизу.

Несколько красных искр взлетели вверх. В неумолчном гуле ветра человек курил, облокотившись на деревянные перила.

Мне удалось различить его тонкий силуэт, словно обрамленный искрами… Ухватившись за перила» как за борт корабля, он противостоял буре.

Он не мог меня слышать — вой ветра поглощал все звуки.

И все же мне показалось, что я слышу его смех…

4. Старый амбар

Назавтра, в субботу, наконец выпал снег. Сначала в воздухе закружилось несколько робких белых мушек; казалось, никогда им не коснуться земли — они таяли на лету. Но постепенно шиферные крыши, деревья и лужайки покрылись тонкой снежной пеленой, а к полудню уже все вокруг оделось в белое.

Долина, казалось, разрослась. Словно обтянутые шелком, искрились под лучами солнца склоны гор. На огородах жалкие кочаны зимней капусты, нищие грядки морковки с увядшей ботвой и почерневшие кустики — все исчезло. Видны были лишь какие-то бесформенные холмики цвета слоновой кости и молока.

— Хорошо бы, снег был сладким! — мечтал вслух Феликс, шагая утром рядом со мною в школу.

Дав волю своему воображению, лакомка весь ушел в фантастические проекты.

— Вообрази, — говорил он, — что на неизвестную планету прибыли исследователи. Они высаживаются из ракет, и перед ними раскрываются нескончаемые снежные просторы… Вернее, они считают, что все это снег… Но вот они наклоняются… Невероятно! Снег сладкий, это ванильный крем… можешь себе представить! Проблема питания решена… — Вдруг он стал серьезным и спросил меня: — А как астек?

— Ничего особенного. Сегодня он останется дома, никуда не пойдет. Так мне сказала мама. Завтракал он вместе с нами. Аппетит у него превосходный. Когда я уходил, он сидел у огня и курил трубку. Как видишь, все нормально!

— Как бы не так… Надо глядеть в оба. Ты говоришь, он курит трубку?

— Трубку и папиросы.

— Табак мы получаем из Америки, этого не следует забывать!

— Не понимаю, что ты здесь уви…

— Вот именно, — не дав мне договорить, отрезал Феликс тоном, не терпящим возражений. — Ты не видишь, а глядеть надо в оба!