Тайна могильного креста - [4]

Узнав козельцев, стража отбросила полог, пропуская их в шатер. Там уже толпились люди. Мстислав Романович кивком приветствовал вошедших. С самого начала упорных боев Сеча не виделся с Великим князем, и его поразило, как сильно тот изменился. Лицо его похудело и оттого казалось суровым. Ввалившиеся глаза смотрели устало и отрешенно, избегая встречных взглядов, словно пряча растерянность.

Великий князь поднял руку, и все замолчали. Начал Романович тяжелым, не предвещавшим ничего хорошего голосом.

— Что пригласил вас, други мои верные, — настало время думу думать… — И замолчал, уставившись в одну точку. Все с напряжением ждали, затаив дыхание, но князь молчал. Поднялся ропот. Тогда князь обвел присутствующих испытующим взглядом и тихо промолвил: — Татары предложили мир…

Воцарилась мертвая тишина. Ее нарушил чей-то неуверенный голос из задних рядов:

— Мир? На каких условиях? Задарма, поди, не выпустят?

— Задарма не выпустят, — откликнулся киевский князь и добавил: — С нами ничего не случится.

Стоявшие рядом князья и бояре одобрительно закивали. Первым, по-медвежьи переваливаясь, вышел на круг грузный боярин Стромович. Поправив под солидным животом ремень и откашлявшись, заговорил глухим, как из бочки, голосом:

— Великий князь! Други! Я думаю — это почетный мир. Их ведь, окаянных, не счесть, и сил наших здесь на них не хватит. Чем погибать безвестно, вернемся, Бог даст, домой, городишко укрепим, силенки соберем… Вдруг нехристь дальше двинет, тогда и рассчитаемся. Оружие я сдаю… — Отстегнув меч, он вытащил его из ножен, поцеловал и положил к ногам Великого князя.

В рядах зашевелились, многие потянулись к оружию.

— Мы с дружиной оружие сдавать не будем, — тихо, но твердо сказал тогда князь Козельский. — Лучше умрем с ним в чистом поле, как подобает воину, чем дадим надругаться над собой. Хана не знаю, но чует мое сердце — не зря он пришел к нам, беречь наше войско ему ни к чему. Поэтому и слову его не верю. Мертвый уж ничего не скажет…

Мстислав обрадованно заулыбался и, коротко пожав ему руку, шагнул вперед.

— Дозволь слово молвить. Я думаю, великий князь, это хитрость коварного врага. Сдав оружие, мы станем легкой добычей. Поэтому простите, люди добрые, но я со своей дружиной ухожу. Кто со мной? — Он обвел взглядом присутствующих. Многие прятали глаза. — Ну, есть еще бездумные храбрецы? — возвысил голос Мстислав Романович.

Толпа молчала. Великий князь почувствовал: в ней что-то надломилось. Еще мгновение — и дело, так блестяще начатое, может погибнуть. Надо что-то предпринять.

— Ну что ж, вольному воля, — сказал Романович. — Каждый выбирает свой путь. Но безрассудно кидаться в омут я не хочу. Думаю, что верить ханскому слову надо. А оружие… Что его жалеть! Были бы руки, а его добудем. Так я говорю, други? — он посмотрел в сторону Стромовича, стоявшего в окружении бояр.

— Так! Козелец пусть идет! — наперебой заговорили они.

— Кого направим к хану послом? — спросил Великий князь.

— Давай боярина Стромовича! — раздались голоса.

На том и порешили.

По-разному встретили это известие дружинники.

— Князьям-то что, они от кого хошь откупятся…

— Пропали наши головушки…

— Чего заревел, може, обойдется… — перебрасывались киевляне отрывистыми фразами.

Возликовали лишь козельцы, узнав о решении своего князя. Многие, прослышав о таком шаге, побежали к козельцам, да князья пресекать стали. Глубокой ночью, неслышно оседлав коней, козельцы прорвали в отчаянной рубке татарский заслон и ушли в спасительную мглу необъятных степей. Возрадовались люди: казалось, что самое страшное позади…

Обрадованный князь захотел прямиком идти до родных стен. Как ни пытался воевода убедить князя не доверять легкости, с какой они избавились от татарского преследования, — не смог. До сих пор не может простить себе Сеча, что не сумел тогда настоять на своем.

— Ты, Андрей, иди тем путем, который сам выбрал, — сказал тогда Мстислав. — Возьми половину воинов, уходи на восход, а я же пойду, как сердце велит, — домой!

Они обнялись. Больше не довелось им встретится.

Ловко расставили татары заслоны. Храбро рубился князь с дружиной, но силы были неравны. Один Сысой чудом спасся — оглушенный, свалился под копыта своего коня, и татары приняли его за убитого. Когда очнулся, кругом стояла удивительная тишина. Все поле было устлано трупами: русы лежали вперемешку с татарами. Князя нашел быстро. Тот лежал лицом вниз, разбросав руки, словно обнимал родную землю. В спине его торчал обломок черного татарского копья. Рядом княжич… Собрав остатки сил, предал Сысой их бренные тела земле. Долго после этого плутал по незнакомому краю, пока наконец чудом не наткнулся на родные места.

А Сеча ушел далеко на восток и, уже повернув на север, считая, что враг далеко позади, лицом к лицу столкнулся с татарским отрядом. Завязалась крепкая сечь. Ожесточенность русских была настолько сильной, что враг не выдержал и повернул конец, оставив на поле боя несколько убитых и четверых раненых. Кому-то пришло в голову прихватить раненых врагов в качестве военного трофея. Троих, несмотря на заботы, не довезли. А вот четвертого сберегли — дотянул до Козельска. На семнадцатый день беспрерывного хода Сеча был дома. И только через несколько месяцев, с неожиданным возвращением Сысоя, козельцы узнали о страшной трагедии, разыгравшейся в степном просторе, о гибели князя и его дружины.