Тайна Мертвого озера - [26]

В тот день светила над озером полная луна, кроны сосен нежно серебрились, отчетливо выделялась на темном фоне двухголовая сосна. Гриваков, стараясь унять дрожь в пальцах, разобрал термос. Несмотря на вмятину, стеклянная посеребренная фляга уцелела; как он и предполагал, бриллианты были спрятаны между дном фляги и алюминиевым корпусом. Они были завернуты в замшу.

При лунном свете на его растопыренной ладони засверкали крупные камни, этот волшебный блеск ослепил его, он чуть было не закричал от радости на весь лес… Может быть, впервые в жизни он почувствовал себя по-настоящему счастливым.

Полюбовавшись на бриллианты — их было около двух десятков, — Гриваков снова завернул их в замшу, положил на место. Мелькнула было мысль взять хоть парочку, но раздумал: это то же самое, что носить с собой свою собственную смерть!

Дальше он действовал как автомат: отыскал в коляске мотоцикла цинковую коробку, высыпал из нее часть патронов, вложил туда тщательно закрытый термос, плотно прижал крышку коробки, чтобы термос не выскочил оттуда, и, шагая от сосны к берегу, поймал глазами желтый лик луны, как раз застрявший между двумя кронами огромной сосны. Размахнулся и зашвырнул коробку в озеро. Отражавшееся в тихой воде звездное небо раскололось вдребезги…

Он немного посидел в мокрой траве, пристально глядя на успокаивающуюся воду, — метрах в пяти от берега покоится цинковая коробка с термосом… Здесь глубоко, рыбаков почти не бывает, теперь Мертвое озеро не только кладбище партизан, но и клад его, Гривакова.

Он быстро поднялся и пошел к мотоциклу. Уже на ходу придумал правдоподобную историю на тот случай, если шеф узнает про его отлучку.

Может быть, Рудольф Барк и заподозрил «графа», но уже было не до бриллиантов: каратели вместе с частями потрепанной германской армии стремительно откатывались на запад, а скоро и сам Барк куда-то исчез.

Все сорок лет на чужбине ослепительный блеск бриллиантов согревал в годы лишений сердце «графа». И вот он у цели, но бриллианты пока не даются ему в руки…

14. МЕСТЬ МЕРТВЫХ

«Граф» бога благодарил, что не взял из термоса ни одного камешка. Два или три раза его чемоданы кем-то перерывались; даже пока был в бане, невидимка ощупал его одежду и распорол сапог… Он догадывался, что это работа Барка, а тот, по-видимому, догадывался, что Гриваков знает, кто отправил на тот свет Ганса Майера. Знал бы оберштурмфюрер, что бриллианты Майера перекочевали к Гривакову, тому бы не сносить головы. Уж он-то знал, во что ценится у Барка человеческая жизнь! Да и союзники, к которым он угодил, особенно не церемонились поначалу с немецкими прислужниками: захваченные с собой ценности (кольца, серьги, жемчуг) при первом же обыске отобрали американские солдаты. Ну а дальше — годы странствий, поиски работы, попытки разбогатеть на чужой стороне, но ренегатов и предателей не любили нигде. «Свободный мир» встретил «графа» настороженно, со скрытой неприязнью. А что мог в ту пору Гриваков, кроме умения изощренно убивать? В Канаде хватался за любую работу: был официантом, автомехаником, лесорубом, наконец, осел в Монреале на стекольной фабрике, а как только стукнуло пятьдесят лет, уволили. И снова временная поденная работа, случайные заработки, жена — из русских эмигранток — его бросила, посчитала неудачником.

Еще на стекольном заводе Гриваков сблизился с Николаем Семеновичем Севастьяновым — тот был эмигрантом двадцатых годов, под Ленинградом у него жила двоюродная сестра, так вот она приглашала брата, писала, что у нее дача, на жизнь не жалуется. Николай Семенович выехал из России мальчишкой, зла на Советскую власть у него не было, и вот под старость стало тянуть в родные края. Тянуло туда и «графа», только по другой причине, — ностальгия его не мучила. Бриллианты в термосе мерещились ему во сне и наяну, лишь животный страх перед расплатой за содеянное удерживал его от поездки туда даже под чужой фамилией. Когда был помоложе, сотрудник американской разведки предлагал ему устроить такую поездку, но задание показалось Гривакову слишком сложным… Себе-то он впоследствии мог признаться, что просто в самый последний момент струсил.

Оставалась последняя надежда — Николай Семенович Севастьянов: он был чист, его приглашали, но русский приятель не торопился на Родину, а годы шли, нужда держала за горло. Неужели бриллианты ювелира так и останутся на дне озера? Нет, этого «граф» не мог допустить! Знать, что где-то находится твое богатство, и вместе с тем жить и трястись за каждый цент…

Наконец в 1968 году Севастьянов решился поехать в СССР. Конечно, он не отказался выполнить пустяковую просьбу старого приятеля — написать его знакомому коротенькое письмо… Он уехал, а «граф» загадал: если все обойдется благополучно, то есть и у него надежный шанс попасть на бывшую Родину…

После возвращения Севастьянова из СССР Гриваков больше не мог уже ни о чем другом и думать, кроме своей поездки туда. Пришлось посвятить в свою тайну Николая Семеновича, а через него выйти на одного из правительственных чиновников, имеющих отношение к оформлению выезда из страны. Призрачный блеск бриллиантов ослепил и Севастьянова и чиновника — они оба стали помогать «графу». Дважды оформлялись документы Гривакову, который должен был поехать в СССР вместо Севастьянова, и оба раза в самый последний момент нервы сдавали и он отказывался. И вот из России пришло тревожное письмо от сестры Севастьянова, что у нее плохо со здоровьем, если сможет Николай Семенович, то пусть поскорее приезжает, а то больше никогда не увидит ее… Севастьянов предупредил, что это последняя возможность, срок вызова истекает, чиновник — он тоже потомок белоэмигрантов — торопил: дескать, может случиться, что его переведут в другой отдел…