Тайна Мэриэл - [27]

Мэриэл предпочла ту, где была побольше, и испытала некоторую досаду, поняв, что Николас не войдет. Возможно, он давал ей время свыкнуться с происходящим. Она знала, что Николас интеллигентный человек, но ожидала от него скорее властного, а не заботливого поведения.

На двери висел толстый белый халат, она накинула его, чуть иронично улыбнувшись и высвобождая влажные волосы. Халат был похож на миллионы других банных халатов, но был отделан шелком, да и тяжелая материя отличалась великолепным качеством. Может, счастья за деньги и не купишь, но комфорт они, безусловно, обеспечивают.

И поскольку не вызывало сомнений, что заработков Николаса не хватит, чтобы оплатить всю эту роскошь и полное уединение, он, скорее всего, воспользовался наследством. Вполне разумно, ибо, похоже, Николас, как и его отец, собирается завести любовницу. На какую-то секунду у нее мелькнула мысль: не хочет ли он чего-то большего, не станет ли это прелюдией к предложению руки и сердца.

Как глупо, что у нее так радостно бьется сердце! Любовь и уважение являются единственными стоящими причинами для создания семьи, но она не любит Николаса. А он слишком практичен, чтобы думать, будто четырехдневного знакомства и сильного сексуального влечения достаточно для женитьбы.

Значит, прежде чем сжечь за собой мосты, она должна убедиться, что Николас понимает, что, кроме этой недели, у них ничего нет.

Не повязав голову полотенцем, она откинула волосы и открыла шкафчик в поисках фена. Слава Богу, волосы у нее послушные. Ей хотелось выглядеть как можно лучше, хотелось подарить Николасу неделю, которой он никогда не забудет.

Минут десять спустя она нерешительно вышла из ванной. Николас уже поджидал ее в спальне.

— Ты, наверное, хочешь распаковать вещи, — сказал он, — но я могу попросить об этом горничную.

— Нет, — покачала головой Мэриэл. — Мне кажется, нам нужно поговорить, прежде чем мы… ну, прежде чем мы совершим непоправимое…

Николас насторожился, но губы его улыбались:

— Что ты хочешь мне сообщить?

Убеждать себя гораздо легче в уединении ванной. Теперь же, под разгоряченным взглядом его зелено-золотистых глаз, напряженно изучающих ее лицо и не упустивших ее растущего желания, ей оставалось лишь сдаться.

Честность же заставила ее произнести:

— Я хочу, чтобы ты все понял правильно. То есть я не хочу, чтобы мы обманывались. Оба. Это будет несправедливо, учитывая… — Слова застряли у нее в горле. В натянутом молчании чувствовалась напряженность.

— Учитывая что? — медленно переспросил Николас.

Мэриэл сглотнула.

— Что это не может перерасти в нечто постоянное, — выговорила она наконец, чувствуя, что каждое слово бьет его по сердцу.

— Конечно, ты права, — спокойно сказал Николас. — Просто по какой-то странной иронии судьбы мы попали в сети чувственного колдовства. Это нерационально, но с этим невозможно бороться. Похоже, мы оба против этого бессильны. Мы пытались игнорировать. У меня не получилось.

Мэриэл покачала головой и признала:

— У меня тоже.

Он не сводил с нее властного, гипнотического, словно у хищника, взгляда.

— Итак, поскольку ни ты, ни я не хотим мучиться, мы удовлетворим за предстоящую неделю наш голод, получим нужное нам очищение и сможем смотреть друг на друга более или менее объективно. Так? — спросил Николас.

Именно это она и собиралась сказать. Почему же тогда ей так больно слушать его глуховатый голос, бесстрастно очерчивающий границы их романа?

Стараясь контролировать себя, Мэриэл кивнула.

— Я бы не смогла выразить мысль лучше. — Она пожала плечами. — Мне бы хотелось смотреть на тебя и не чувствовать, как внутри все переворачивается, вообще ничего не чувствовать.

Единственной реакцией со стороны Николаса был долгий, невозмутимый взгляд. Он холодно и по-деловому произнес:

— Значит, мы оба понимаем, что с нами происходит.

Я его не люблю и не буду любить, твердила Мэриэл притаившейся в душе романтической надежде. Ни сейчас, ни потом.

Поспешно, чтобы не передумать, она проговорила:

— Я не привыкла к таким ситуациям, Николас, я плохо представляю, как нужно себя вести.

В его взгляде мелькнуло какое-то сильное и мрачное чувство, но он сказал неизменившимся голосом:

— В мои привычки это тоже не входит. Может быть, теперь, когда мы обговорили основные правила, ты захочешь поесть?

— Нет, спасибо, — ответила Мэриэл, — я перекусила в самолете.

Только тут она поняла, как ей хотелось, чтобы Николас сказал, что от любви к ней потерял голову. Его слова, подобранные со всей осторожностью дипломатического опыта, были маленькими смертоносными стрелами, убивающими всякую надежду.

Хрипло, словно ей все-таки удалось пробить его необыкновенное самообладание, он спросил:

— Тогда, может быть, ты хочешь отдохнуть?

Изо всех сил стараясь сохранять какую-то объективность, она перебрала в уме все охватившие ее ощущения — мурашки, пробежавшие по спине, слабость во всем теле, горячую тяжесть в животе, волнами охватывающую тело, лишающую ее воли и энергии.

И в то же время в ней начала пробуждаться какая-то другая, более примитивная и глубокая энергия, добела раскаленная и всепоглощающая. Призвав на помощь остатки разума, она коснулась языком ставших внезапно сухими губ и глухо пробормотала: