Тайна Марухского ледника - [5]
Но еще хуже пришлось нам, когда взошли на лед. Дышать тяжело – воздух разреженный, холодно, голодно. Ноги у всех потертые. Английских хваленых ботинок с толстыми подошвами едва хватило на этот переход: кожа подошв была гнилой, как пробка, и разваливалась на глазах. Многие из нас остались в одних портянках, так как снабжение в те первые дни еще не было налажено.
Перевал встретил нас сурово. Темно, кругом голые камни, костры не развести, нет и еды. Шинели и пилотки уже не грели. Выставили караул и стали коротать время до утра. На другой день нам повезло: какой-то чабан из местных жителей, фамилии его сейчас не помню, пригнал к нам отару овец, которую ему чудом удалось спасти от немцев. Он сказал, что при этом погибли три его товарища.
Нам выдали по килограмму или полтора баранины. Варить или жарить было негде, ели сырое мясо. Утром первого сентября мы пошли за перевал. Нас, минометчиков, распределили по подразделениям – по два расчета в каждом. Ледник перешли уже затемно и расположились на возвышенности – вероятно, на той самой, где после были найдены наши письма и документы. Немцы не стреляли, и поначалу мы думали, что их и вообще на этом участке нет.
Но когда рассвело, то обнаружилось, что через лощину от нас, выше по гребню хребта с красными скалами, находятся их ячейки. Начался бой, в котором многие товарищи наши погибли, но паники не было, и мы тоже крепко дали фрицам из минометов и пулеметов. Приготовились даже атаковать их, не смогли: люди ослабели, а рубеж надо было брать крутой и высокий.
Мы несли потери, а подкреплений с перевала не было, как не было и продовольствия, и боеприпасов. По-прежнему лежали мы среди голых камней в своих тонких шинелишках, под которыми было лишь летнее обмундирование. А дожди со снегом шли каждую ночь. Одним словом, от наступления нам пришлось отказаться.
Командиром минометного расчета в прикрытии был я. Наводчиком – Семен Розенберг, веселый и храбрый одесский парень. Заряжающим был грузин Картозия, а установщиком – химинструктор сержант Тучков. Фамилий стрелков и пулеметчиков я не помню.
На леднике погибли мои товарищи – Картозия и Розенберг.
По мне начал пристреливаться немецкий пулеметчик. Одна очередь ударила по краю шинели и по брюкам. Я упал, отлежался, пока внимание его отвлеклось от меня, потом быстро пробрался по леднику вверх – где ползком, где на четвереньках, а где и в рост.
Теперь надо снова спуститься ближе к противнику, под большую скалу, откуда начиналась тропа, ведущая на перевал. Выйдя из камней, я сел на шинель и быстро съехал прямо на ту скалу. Там уже собрались человек тридцать солдат, в большинстве мингрелы. Чуть погодя, в наступавших сумерках мы тронулись на перевал, но вышли на него, помню, не все. Многие упали в пути и подняться уже не смогли.
Утром нас отправили вниз, к лесу, где собирались подразделения нашего полка. Я сильно ослабел. Через каждые пятнадцать-двадцать шагов падал, снова вставал, шел и опять падал. Километра через четыре, как раз возле тропинки, расположился продовольственный склад – мешков десять сухарей и еще что-то. Я попросил у часового хоть что-нибудь.
– Ты что? – сказал часовой. – Это же для всего полка!..
Я заплакал и пошел дальше. Метров через пятьдесят упал и тут увидел листочки щавеля и ягоды черники. Подкрепился. Еще километра через два увидел водопад. Начали встречаться бойцы, по не нашей роты. Потом я увидел командира нашей роты. Не могу рассказать, как мы обрадовались, встретившись друг с другом.
– А где остальные ребята из прикрытия? – спросил он.
– Там, – ответил я, махнув рукой в сторону перевала. Больше я не мог говорить... Он повел меня туда, где были остатки нашей роты, в том числе и установщик из моего расчета Тучков. Помню фамилии некоторых – наводчик Аникин из первого взвода, два командира отделений из третьего взвода – Морозов и Матвеев...
Разожгли костер, получили паек, поели, а отдохнуть не удалось. Связной вызвал нашего командира в штаб, где ему приказали занять высоту, расположенную километрах в пяти вверх по склону. Часов в шесть мы вышли, уже в девять заняли ее. Все-таки было теплее, чем на леднике.
Через три дня 810-й полк получил приказ занять перевал. Выступили утром, а часам к четырем подошли к перевалу. Вел нас майор Кириленко. Вскоре поднялась ожесточенная стрельба из всех видов оружия. Выбрав удобные позиции, мы дали сильный встречный огонь. Немцы не выдержали и отступили на перевал, окопались. Наши подразделения заняли оборону по ущелью выше водопада и держались там до подхода подкреплений. Здесь я открыл свой счет за погибших товарищей.
Мы лежали в ущелье на правом фланге и наблюдали за противником. Солнца садилось. Я видел, как от реки вышла группа немцев, числом около десяти, и стала продвигаться по кустарнику в нашу сторону. Словно бы хотят обойти с фланга. Я доложил об этом командиру роты Андрею (фамилию его не помню). Он посмотрел в бинокль и сказал:
– Подпустим их поближе.
Чуть погодя окликает меня и говорит:
– Твой – хвост группы, а моя – голова. Команды не жди. Как остановятся – огонь.
Так мы и сделали. С первого залпа голова и хвост были отбиты. Противник в замешательстве. Еще два выстрела – и еще двух фрицев нет...
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.