Тайна Красного озера - [40]

- Э-э, да где наша не пропадала! Повидаем Дубенцова, поохотимся возле озера, там много изюбря… Я согласен!

Этого, кажется, Соломдига и ждал. Он тоже решительно заявил о своем желании еще раз повидать Дубенцова и побывать у Сыгдзы-му. В попутном стойбище он предупредит, чтобы передали домой о его походе к Сыгдзы-му, Тут же было оформлено на бумаге трудовое соглашение, скрепленное подписями обеих сторон, и был выдан на руки аванс в половинном размере. Они заночевали здесь же, в распадке, а с рассветом тронулись в далекий путь.

- Пока что можно позавидовать нашему везению, - говорил Судзуки Петрову, идя рядом с ним позади лошади.

- Но у меня вызывает опасение стойбище. По словам проводника, мы прибудем туда вечером, значит, в стойбище будет ночлег. Боюсь, что туземец разболтается со своими единоплеменниками и начнет вдаваться в опасные для нас подробности. Надо как-то избежать такой возможности.

- Это нетрудно сделать, господин начальник, - вполголоса отвечал Петров. - Мы сделаем так, чтобы не дойти к вечеру до стойбища. Заночуем в тайге, а завтра днем всего на несколько минут задержимся в стойбище, для того чтобы проводник сделал свои поручения.

- Вы подали дельную мысль, - согласился старый шпион. - Нужно придумать убедительную причину задержки. Может быть, вам или мне самому симулировать какую-нибудь болезнь? Ну, например, вывих ноги или боль в желудке, не позволяющую идти.

- При этом не следует забывать, господин начальник, - заметил диверсант, - что мы должны делать все, чтобы вообще не вызывать подозрений у нашего проводника. Не нужно представлять его себе ничего не понимающим. Всякую фальшь это дитя природы улавливает лучше, чем мы, люди цивилизации.

- Что же вы предлагаете?

Некоторое время Петров шел молча, что-то обдумывая.

- Есть вариант, - наконец молвил он. - Поскольку вы в представлении проводника геологи, то не плохо бы покопаться в земле в поисках, например, какого-нибудь молибдена или бокситовой глины.

В четвертом часу пополудни Судзуки мастерски разыграл находку «бокситовой глины», остановившись у выхода самой обыкновенной глины. Он принялся копать шурф, и так как лопата была только одна, то они работали попеременно дотемна. Соломдига, все время торопивший их, в конце концов должен был смириться с тем, что здесь нужно устраивать ночлег, и стал разводить костер.

- До стойбища мало-мало осталось ходи, - с тихим сожалением говорил он, - однако пять километров…

Назавтра они встали с рассветом и на восходе солнца были уже в стойбище. Население стойбища еще спало, только кое-где у летних очагов показывались женщины.

Судзуки дал Соломдиге времени ровно столько, сколько нужно, чтобы сказать пять слов. Бедный ороч не обмолвился даже ни единым лишним словом со своим приятелем, к которому заглянул на минуту. Не останавливаясь, диверсанты быстро проследовали через спящее стойбище, сопровождаемые дружным лаем собак.

От стойбища путь лежал по охотничьей тропе, на которой больше уже не было жилья. Но и она лишь два дня вела в нужном направлении, а затем свернула в сторону.

Началось трудное путешествие по бездорожью, сквозь густые заросли, по приметам, знакомым лишь Соломдиге да отчасти бывшему топографу-практиканту Петрову.

Горы в этих местах небольшие, но к морю сбегают очень круто. Один подъем сменяется другим, распадки упираются в высокие осыпи, непрерывных долин почти нет. Плохое знание правил навьючивания лошади, безжалостное обращение с животным, которому не давали достаточного отдыха, торопливость при спусках по крутым склонам - все это привело к тому, что седло истерло спину лошади до крови. Образовался нарыв. На одной из остановок обнаружилось, что нарыв прорвался и на его месте открылась рана.

- Худо, однако, - говорил Соломдига, недовольный отношением спутников к лошади, - ему могу пропади…

- Что же ты предлагаешь? - опросил Судзуки.

- Таскай люди сумка, лошадь надо мало-мало отдыхай.

- Еще чего недоставало! - воскликнул всем и всегда недовольный Ставрук. - Я должен работать вместо лошади! Лучше тогда пристрелить ее к чертям!

- Зачем стреляй?! - рассердился Соломдига. - Мало-мало лечи, и его опять работай. Тебе худой человек.

- Ну, ты, дикарь, что орешь на меня! - гаркнул Ставрук.

- Послушайте!.. - с ненавистью прошипел жестким голосом Судзуки и деспотически посмотрел на Ставрука.

- Груз распределим между собой, лошадь будем лечить.

Гибель лошади может нам слишком дорого обойтись.

После первого же дня похода с тяжелым грузом за плечами диверсанты стали молчаливыми, раздражительными, мрачными. Ссоры вспыхивали поминутно и по самым пустяковым причинам: то кто-то из передних не предупредил, отпустив согнутую в дугу ветку, и она хлестко стеганула по лицу идущего следом; то медленно закипает чай; то задний свалил камешек на крутом спуске, и он стукнул по ногам идущего впереди…

Наибольшую нетерпимость проявлял Ставрук. Его недовольство своим положением, видимо, вызывалось еще и тем, что почти с первого дня Судзуки стал обращаться с ним, как с чернорабочим, тогда как с Петровым они образовали как бы своего рода аристократическую касту: подолгу разговаривали на японском языке о чем-то своем, иногда смеялись, не посвящая в смешное Ставрука, вызывая у него подозрение, что предметом смеха является он сам, и - что особенно возмущало Ставрука - за завтраком и ужином Судзуки клал в свою кружку и в кружку Петрова больше какао, чем в посудины Ставрука и Соломдиги.