Тайна Красного Дома - [6]

Вошел Марк, он обычно являлся последним. Поздоровался с ними и принялся за тосты с чаем. Завтрак не принадлежал к его трапезам. Пока он читал свои письма, остальные негромко переговаривались.

— Бог мой! — внезапно воскликнул Марк.

Все головы инстинктивно повернулись к нему.

— Прошу прощения, мисс Норрис. Извините, Бетти.

Мисс Норрис прощающе улыбнулась. Ей самой часто хотелось вложить душу в это восклицание, особенно на репетициях.

— Послушай, Кей! — Он нахмурился озадаченно, разочарованно. Приподнял письмо и потряс им. — По-твоему, от кого оно?

Кейли у противоположного конца стола пожал плечами. Откуда ему знать?

— От Роберта, — сказал Марк.

— От Роберта? — Кейли было трудно удивить. — Ну и?

— Очень мило вот так говорить «ну и?», — сказал Марк обидчиво. — Он приедет сюда сегодня днем.

— Я думал, он в Австралии или где-то там еще?

— Разумеется. Как и я. — Он поглядел через стол на Рамболда. — У вас есть братья, майор?

— Нет.

— Послушайте моего совета и не обзаводитесь ими.

— Теперь для этого немного поздновато, — сказал майор.

Билл засмеялся. Мисс Норрис сказала вежливо:

— Но у вас же нет братьев, мистер Эблетт?

— Есть один, — сказал Марк мрачно. — Если вы вернетесь вовремя, то увидите его сегодня днем. Он, возможно, попросит вас одолжить ему пять фунтов. Не делайте этого.

Всем стало немного не по себе.

— У меня есть брат, — пришел на выручку Билл. — Но это я всегда занимаю у него.

— Совсем как Роберт, — сказал Марк.

— Когда он последний раз был в Англии? — спросил Кейли.

— Лет пятнадцать назад или что-то вроде. Ты, конечно, был еще мальчиком.

— Да, я помню, что один раз видел его примерно тогда, но, возможно, он приезжал позднее?

— Нет. То есть, насколько известно мне. — Марк, все еще явно расстроенный, снова взял письмо.

— Лично я считаю, — сказал Билл, — что родственники — это большая ошибка.

— И все-таки, — сказала Бетти, чуть перегибая палку, — это же так забавно — иметь скелет в шкафу.

Марк хмуро посмотрел на нее.

— Если, по-вашему, это забавно, я вручу его вам, Бетти. И если он хоть немного такой, каким был и каким являл себя в редких письмах… ну, Кей знает.

Кейли хмыкнул.

— Я знаю только, что задавать про него вопросы не полагалось.

Возможно, это был намек в адрес излишне любопытного гостя больше вопросов не задавать или напоминание гостеприимному хозяину не болтать лишнего перед посторонними людьми, хотя произнес он свою фразу просто как констатацию факта. Однако тема была оставлена, сменившись более увлекательной: предстоящей партией в гольф вчетвером. Миссис Колледайн намеревалась поехать с игроками, чтобы разделить ланч со старой приятельницей, живущей неподалеку от поля для гольфа, а Марк и Кейли оставались дома — из-за дел. Видимо, «дела» теперь включали и блудного брата. Но партию в гольф это не делало менее увлекательной.

Примерно в то время, когда майор (какова бы ни была причина) промазал по шестой лунке, а Марк и его кузен занимались своим делом в Красном Доме, привлекательный джентльмен по имени Энтони Джиллингем вручал свой билет, сойдя на станции «Вудхем», и спрашивал, как пройти к деревне. Получив указания, он оставил свой чемодан у начальника станции и неторопливо удалился. Он важный персонаж в этой истории, а потому нам следует узнать про него что-нибудь, прежде чем выпустить его сюда на волю. Давайте под каким-нибудь предлогом остановим его на вершине холма и хорошенько разглядим.

Мы сразу замечаем, что разглядывает он повъедливее нашего. Правильные черты чисто выбритого лица того типа, который обычно ассоциируется с военно-морским флотом, пара серых глаз, и они словно всасывают каждую подробность нашей особы. Незнакомых людей этот взгляд почти пугает, пока они не обнаруживают, что очень часто мысли глядящего пребывают где-то еще; что он, так сказать, оставил свои глаза стоять на страже, пока сам он следует за ходом мысли в другом направлении. Разумеется, многие люди проделывают то же самое, когда, например, разговаривают с одним человеком, пытаясь слушать другого, но глаза выдают их. В отличие от глаз Энтони.

Этими глазами он повидал мир, хотя и не как моряк. Когда в двадцать один год он унаследовал от покойной матери четыреста фунтов годового дохода, старый Джиллингем оторвался от «Газеты скотовода», чтобы спросить, что он намерен с ними делать.

— Повидать мир, — сказал Энтони.

— Ну, присылай мне строчку-другую из Америки или еще откуда-нибудь.

— Ладно, — сказал Энтони.

Старый Джиллингем вернулся к газете. Энтони был его младшим сыном и в целом менее ему интересен, чем юные отпрыски других семей, например, Чемпиона Беркета. Но ведь Чемпион Беркет был самым лучшим быком хертфордской породы, каких он выращивал.

Однако Энтони дальше Лондона ехать не собирался. Под «миром» он подразумевал не страны, а людей, и под наиболее разными углами зрения, насколько возможно. А Лондон полон крайне разными людьми, если знать, как смотреть на них. Вот Энтони и смотрел на них, причем с самых неожиданных точек зрения — камердинера, репортера, официанта, продавца в магазине. И при поддержке четырехсот фунтов в год наслаждался во всю меру. Он никогда не задерживался на одной работе излишне долго и обычно обрывал свою связь с ней, изложив своему нанимателю — противу всех правил этикета, теоретически определяющего отношения между хозяином и слугой, — что именно он о нем думает. Обрести новую профессию ему никакого труда не составляло. Вместо опыта и рекомендаций он предлагал свою личность и пари. Первый месяц он будет служить без жалованья и — если удовлетворит своего нанимателя — получит двойное жалованье за второй. И всегда его получал.