Тайна королевы - [32]

— Нет, вы ошибаетесь, я не буду прибегать к посторонней помощи, я хочу, чтобы честь эта принадлежала мне одной. Да к тому же я вовсе не хочу терять времени, сзывая местные власти, чтобы задержать вас.

— В этом вы совершенно правы, — заметил Гель серьезно, — так как сделай вы хоть малейшую попытку закричать или позвать кого-нибудь себе на помощь, я со своими спутниками в мгновение ока скроюсь у вас из виду. А этого, откровенно говоря, мне бы очень не хотелось, так как я бы вовсе не желал лишаться вашего общества, которое доставляет мне столько удовольствия.

Она покраснела от негодования при последних его словах, и он покраснел тоже, так как понял, что зашел слишком далеко, особенно принимая во внимание то обстоятельство, что она все еще считает его убийцей своего брата. Ах, если бы только он мог как-нибудь убедить ее в том, что он не убивал ее брата, и в то же время оставить ее в полной уверенности, что она все же имеет дело с сэром Валентином, а не с подставным лицом! Положим, ему удалось бы убедить ее, что он не играл никакой роли в смерти ее брата, но ведь в таком случае она первым долгом направилась бы обратно во Флитвуд и там подняла бы на ноги всю полицию, чтобы арестовать настоящего виновника смерти ее брата. Оставалось одно — продолжать играть роль, которую он взял на себя, хотя бы ценою ее презрения и ненависти к нему, которые для него были особенно тяжелы, так как с каждой минутой она нравилась ему все больше и больше.

Они ехали одно время молча, она не могла говорить, так как боялась, что дрожь в ее голосе выдаст ее волнение; наконец она немного оправилась от нанесенного ей оскорбления и сказала насмешливо:

— Я мечтаю о том времени, когда вы в моем обществе будете ехать уже по направлению к Лондону.

— Если нас не будет сопровождать Барнет, то, конечно, я ничего не буду иметь против этого, — ответил Гель, и, чтобы переменить разговор и отвлечь ее мысль от щекотливой темы, он прибавил, — однако вы должны были ехать очень быстро, потому что все-таки догнали нас.

— Да, и раз догнав, я уже не отстану от вас, — ответила она.

— Но ведь вы не спали в эту ночь и ничего решительно не ели, вы должны быть очень голодны и, вероятно, очень устали, сударыня?

— Я не так устала, как вы думаете, — ответила она, — так как живу надеждой довести свое дело до конца и выдать вас властям.

— Но ведь вы рисковали попасть в руки разбойников одна на большой дороге, — продолжал он спокойно.

— Теперь эта опасность уже миновала, — ответила она, — так как до появления Барнета и его людей я буду ехать в вашем обществе, которое, конечно, защитит меня от всяких разбойников.

— Если на нас нападут разбойники, можете быть уверены, что я готов защищать вас до последней капли крови.

— Пусть будет так — можете повернуть дело, как хотите, — ответила она холодно, — главное то, что я с вами, и вы уже не отделаетесь от меня. Я не прошу вашей защиты, я требую ее, как нечто должное.

— Вы знаете, что ни один порядочный человек не откажет в защите женщине, — заметил Гель, но она перебила его и сказала:

— Нет, я требую ее у врага, и он не посмеет отказать мне в ней.

Гель вздохнул, ему было невыносимо грустно, что она действительно считает его врагом, но в то же время он невольно дивился ее смелости, ее уверенности в том, что этот самый враг, погибели которого она ищет, не откажется защитить ее от постороннего нападения.

Они поехали опять молча, каждый погруженный в свои мысли. Он радовался тому, что Барнет все еще продолжает следовать за ним, и, следовательно, жизнь сэра Валентина пока в безопасности: с этой стороны все было хорошо. Относительно Анны он тоже мог быть спокоен: если она, как она говорила, не намерена была прибегать к посторонней помощи, чтобы задержать его, ему нечего было особенно бояться ее. Чтобы испытать ее, он нарочно подъехал как можно ближе к первой попавшейся деревне и даже остановил лошадей, хотя и готовый каждую минуту, при первой опасности, пустить их опять рысью. Она остановилась тоже, но молча, по-видимому, погруженная в глубокое раздумье. Гель дорого бы дал за то, чтобы отгадать, какие мысли бродили в ее прелестной головке; она, конечно; обдумывала, каким бы образом устроить так, чтобы задержать его и выдать Барнету, но что именно она думала, этого он не знал. Ему нравилось то, как откровенно, как открыто она призналась ему, что будет преследовать его беспощадно, и как она просто призналась ему, что пока еще ничего не придумала, чем бы задержать его. Это доказывало только то, что у нее прямая, открытая душа, не способная хитрить и лукавить, и благородная натура, вполне соответствовавшая ее благородной, прекрасной внешности.

Они ехали молча, но видно было, что она страшно устала и едва держится в седле, хотя всеми силами старается скрыть свою усталость. Только однажды в этот день ей удалось перекусить на скорую руку в одной из гостиниц, мимо которых они проезжали, и где Гель остановился, чтобы дать немного передохнуть лошадям. Они проехали множество деревень и маленьких городков, и наконец Гель заметил ей мягко, с глубоким состраданием: