Тайна Караидели - [14]

Он коротко, по-военному, доложил ей о старике.

— Зови всех ребят, но только тихо! — приказала Фатима.

— Есть! — прошептал Мидхат и побежал выполнять приказание.

Ребята только недавно уснули и поднимались неохотно.

А Нафиса даже начала что-то кричать по поводу того, что нечего будить людей среди ночи. Мидхату с трудом удалось ее успокоить.

Наконец все разбуженные — двенадцать человек — выстроились и следом за вожатой и Мидхатом двинулись к реке.

— Надо окружить палатку старика, — взволнованно прошептал Фатиме Мидхат.

— Посмотрим, — стараясь казаться спокойной, ответила Фатима.

— Вон там… туда… — снова заговорил Мидхат, когда следопыты спустились к самой воде.

Но, вглядываясь в темноту, на этот раз не увидел Мидхат голубоватого огонька.

Старик снова исчез вместе со своей палаткой.

— Может быть, тебе показалось? — спросила Фатима.

— Да нет же, нет! — горячо уверял ее Мидхат. — Вот честное-честное! Своими глазами видел! И Шакир видел…

Акберды-агай

Весь отряд следопытов взбудоражила ночная тревога. Теперь все были уверены в серьезности происходящего.

Настроение у всех было озабоченное, настороженность чувствовалась во всем.

И только по прибытии в аул Старый Янсаит ребята немного отвлеклись, рассеялись.

Аул был красивый, живописный. Лучшие дома свои он выставил как бы напоказ на правый берег Караидели, а остальные словно припрятал в глубокой лощине, разделявшей два горных кряжа. Главная улица аула начиналась прямо у берега, а конец ее виден был только из центра Старого Янсаита.

На этой улице жил брат сказительницы Минзифы, знаменитый в Башкирии народный певец сэсэн Акберды.

К нему поспешили со своими тетрадками юные следопыты. Акберды оказался гораздо приветливее своей суровой сестры.

Едва они вошли, он попросил жену поставить самовар и, пока закипит чай, угостить ребят айраном — напитком из кислого молока, особенно вкусным и желанным во время летней жары. Если айран немного посолить, он не только утоляет жажду, но и как бы возвращает силы усталому путнику, придает бодрости.

Нельзя сказать, что наши путешественники с утра очень уж утомились. Несмотря на то что настроение у них было не очень хорошее да к тому же многие не выспались, айран пришелся всем по душе. Мальчики и девочки развеселились. Приятно было и то, что айраном угощал сам хозяин.

— Где айран, там и байрам![5] — заулыбался сэсэн, радостно и ласково глядя на ребят. — А где байрам, там и песня.

— Спойте, Акберды-агай, спойте, пожалуйста! — стали просить ребята.

— Спеть — это можно, — согласился сэсэн, — только сперва расскажите-ка мне, куда путь держите, куда вас дорога ведет?

Вскочил Ишат и продекламировал свои стихи:

Перед нами путь далек

И на юг, и на восток,

По горам и по лесам,

По высоким берегам!

Акберды погладил его по голове и сказал:

— Молодец, сынок! Кто знает, может, и ты сэсэном станешь!

— Как же, станет! — насмешливо произнес Мидхат, который терпеть не мог, когда хвалили не его, а кого-нибудь другого. — Когда будет ему столько лет, сколько вам!

Сэсэн нахмурился. Видно было, что слова Мидхата ему не понравились.

— Не надо так говорить, не надо так шутить! — проговорил он. — Кто старается, тот добьется. Вот ведь и у тебя, мальчик, есть, наверно, желание заветное. Оно исполнится, обязательно исполнится, если будешь настойчив. А если кто-нибудь над тобой смеяться вздумает, будет неправ.

Мидхат покраснел.

Все подумали, что сэсэн смутил его своим назиданием. Но нет, Мидхат вспомнил старика в палатке. Впрочем, теперь этот старик не выходил у него из головы. Выслушав сэсэна, Мидхат дал себе слово во что бы то ни стало поймать шпиона.

— Кто смел, тот все пути пройдет, — продолжал между тем Акберды, — кто весел, одолеет горы высокие, кто душою батыр, тому лес дремучий откроется, кто джигит, тот оседлает реку быструю!

Мидхат слушал сэсэна, и ему хотелось стать вот таким смелым батыром и веселым джигитом.

— Акберды-агай, а почему реку нашу назвали «Караидель»? — спросила Фатима.

— Эге-ге, девушка, скажу-отвечу, отвечу-скажу! — улыбнулся сэсэн. — Сперва она «Карайгир» называлась — «Конь Вороной». Еще бы! Как скачет, как рвется, как прыгает! Э! Жеребец необузданный, пена у рта!.. Эх, помогите-ка старику подняться! Провожу-ка я вас до берега, полюбуюсь Конем Вороным, глаза старые утешу, уши старые развешу!

Вместе со следопытами вышел Акберды из своего дома и спустился к реке. Ребята шли медленно, иначе сэсэну не угнаться бы за ними. Фатима и Иршат поддерживали старого певца под руки. Став над водою, облегченно вздохнул сэсэн, в глазах его зажглись молодые искры, простер он жилистую руку вперед и заговорил торжественно, проникновенно:

— Говорили в старину, сказывали деды и прадеды… Жил некогда в верховьях реки нашей батыр, бесстрашный Айсувак. И был у батыра Айсувака конь — всем коням копь, из той же породы, что самый лучший конь, из того же табуна, что белый конь Акбузат. Только не белый он был, а черный, вороной. Объехал Айсувак на коне вороном все земли, все страны, все края и государства, все пределы и царства. Всюду-повсюду встречали его салямом друзья, всюду-повсюду завистью черной недруги провожали. Ой, хорош был конь у батыра Айсувака! Трудно было не позавидовать. Больше всех завидовал хан Залихан. Как-то раз воротился батыр на родину, лег отдыхать, а коня своего в пещере каменной спрятал. Проснулся, видит — связан. А вокруг ханские слуги бегают, хана Залихана прислужники. Коня ищут. Вот и в пещеру заглянули, коня увидели, от радости визжат, как телята, скачут, хохочут. Взяли коня, думают. Да не тут-то было! Только вывели иноходца из пещеры, а он во всю силу задними ногами уперся да как прыгнет вперед, так от него слуги ханские и посыпались, как горох из мешка. А он как ударит с размаху ногами передними оземь, так сразу два ключа и забило. Полетел, помчался конь батырский по горам, по долинам, по лесам, по равнинам, то вправо скакнет, то влево забежит, то на север махнет, то на юг уйдет. И где ни пройдет, где ни ударит копытом, там родники появляются. Много-премного их стало. Соединились они в реку. Вот и назвали ее «Конь Вороной», по-нашему — «Карайгир».