Тайна Испанского мыса - [52]

Короче говоря, Эллери стоял перед обычной дилеммой: подслушивать или не подслушивать. Поскольку подслушивание идет вразрез с гостеприимством, то прежде, чем действовать, детективу крайне важно определиться: в первую очередь он гость или же в первую очередь он детектив. После коротких раздумий Эллери решил, что он гость лишь из милости и в силу особых обстоятельств; следовательно, его долг перед самим собой и делом истины, которому он служил — держать глаза и уши открытыми. К тому же он подслушивал с целью пролить свет на правду; а гость, явившийся за самим Святым Граалем, сталкивается с меньшими трудностями, чем тот, кто ищет истину в этом откровенно бесстыдном мире.

Все произошло совершенно неожиданно, и он был вынужден немедленно вступить в борьбу со своей совестью. Он спустился из спальни в пустой дом; просторная гостиная выглядела нежилой; в библиотеке, куда он просунул голову, было темно, патио — пустынно. Удивляясь, куда подевались все обитатели, он направился в благоухающие сады — один под холодной луной.

«Наконец-то, — подумал он, — я один». Но так он думал, пока не достиг поворота дорожки из ракушечника и не услышал женские рыдания. Сад был густым, кусты высокими, и в их тени он оставался невидимым. Когда мужчина заговорил, Эллери догадался, что за поворотом дорожки находилась непредсказуемая чета Годфри, муж и жена.

Годфри говорил тихим голосом, в котором даже сейчас звучали хлесткие нотки:

— Стелла, я должен поговорить с тобой. Самое время все выяснить. Ты должна мне все разъяснить, не то я не знаю, что сделаю, ты поняла?

Эллери сопротивлялся совести лишь мгновение, потом напряг слух.

— О, Уолтер, — прорыдала Стелла. — Я... я так рада поговорить хоть с кем-то. Я никогда не думала, что ты...

Сейчас было самое время для признания: луна лила мягкий свет, и сады вокруг словно приглашали открыть душу.

Миллионер что-то буркнул, но на этот раз его голос прозвучал мягче обычного:

— Господи, Стелла. Я тебя не понимаю. Почему ты плачешь? Мне кажется, что ты только и делаешь, что льешь слезы — с того момента, как вышла за меня замуж. Господь свидетель, я дал тебе все, что ты хотела; и ты знаешь, что у меня никогда не было другой женщины. Это все из-за этого никчемного Марко?

Ее голос звучал приглушенно и сдавленно:

— Ты дал мне все, кроме своего внимания, Уолтер. Ты игнорировал меня. Ты был романтичнее и внимательней, когда я выходила за тебя, и ты... ты не был таким толстым, Уолтер... Женщина всегда хочет романтики.

— Романтики! — хмыкнул он. — Чушь. Ты больше не ребенок, Стелла. Оставь эту дребедень для Розы и ее слюнтяя Корта. Для нас с тобой это все позади. Для меня — точно. И для тебя, должно быть, тоже. Беда в том, что ты так и не повзрослела. Ты отдаешь себе отчет, что вполне могла бы быть уже бабушкой? — Однако в его голосе прозвучала неуверенность.

— Для меня это никогда не будет кончено! — воскликнула Стелла. — Как раз этого ты и не понимаешь. И не только это. — Ее голос стал спокойнее. — Дело не только в том, что ты перестал меня любить. Ты просто исключил меня из своей жизни. Уолтер, если бы ты уделял мне хоть десятую долю того внимания, которое уделяешь этому старому отребью Джерому... я... я была бы счастлива!

— Не говори чепухи, Стелла!

— Я не имею понятия, почему ты... Уолтер, клянусь! Ты... ты... подтолкнул меня к этому...

— К чему?

— Ко всему... этому. К этому ужасу, к Марко...

Он так долго молчал, что Эллери забеспокоился, не ушел ли он. Но потом Уолтер хрипло произнес:

— Теперь я это вижу. Какой же я был дурак. Мне следовало быть подогадливее. Ты хочешь сказать мне... Стелла, я тебя убил бы!

— Я убила бы себя сама! — прошептала она. Поднявшийся ветерок прошелестел по саду. Эллери стоял неподвижно, благодаря судьбу за то, что вовремя проснулся. Тут пахло признанием. Ведь никогда не знаешь...

— И давно это все началось? — тихо спросил миллионер.

— Уолтер, не смотри на меня так... С весны.

— Сразу после того, как ты с ним познакомилась, да? Каким же сосунком я оказался. Он не больно-то напрягался, чтобы оттяпать у старины Уолтера лакомый кусочек? Ну и сопляк же я. Слепой, как кутенок. Прямо под моим носом...

— Этого не случилось бы, если бы он... — Она задохнулась. — В тот вечер ты был так груб со мной... так холоден и безразличен. Я... он отвез меня домой. Он... он переспал со мной. Я пыталась сопротивляться... Но он ухитрился дать мне выпить из своей фляжки. И после этого... О, Уолтер. Он отвез меня к себе... Я оказалась у него... Я...

— Сколько еще было других, Стелла? — В голосе коротышки звенела сталь.

— Уолтер! Я клянусь тебе... Он был первым! И единственным. Я просто не могла больше терпеть. О, я должна была рассказать тебе... теперь, когда он...

Эллери мог ясно представить себе, как сотрясаются от рыданий ее хрупкие плечи.

Толстый коротышка, видимо, мерил шагами дорожку; под его подошвами хрустел гравий. Эллери вздрогнул; маленький Наполеон на самом деле запел!

— Ладно, Стелла, полагаю, я виноват в этом не меньше тебя. Я часто задавался вопросом, что должен чувствовать муж, когда его жена признается ему в неверности. Ты не раз об этом читала в газетах: он берет револьвер, сносит ей напрочь башку, потом стреляет в себя... — Годфри помолчал. — Но мне больно. Черт побери, мне больно, Стелла!