Тайна Иппокрены - [43]

Пройдут годы, и Гете будет с благоговением вспоминать ставшую столь милой сердцу обстановку, которая так украсила его пребывание в долине Лана. Но только ли пейзаж, только ли охватившее его здесь чувство родства с природой будет тому причиной?

Однажды, в начале июля, Гете возвращался с прогулки. В руках папка с рисунками, под мышкой томик Гомера. На проселке, который вел к Бранфельской дороге, послышался цокот. Гете обернулся. Его нагонял всадник. Когда тот поравнялся с ним и, спрыгнув на землю, неуклюже поклонился, он узнал в нем слугу графа Айнзиделя, молодого владельца Гарбенхейма — близлежащей деревни.

— Ты кого ищешь, Вильгельм?

— Вас, господин, — ответил тот и протянул записку. Это было приглашение на загородный бал.

— Поблагодари своего хозяина и передай, что я с удовольствием приму участие в празднике.

И Гете заспешил в город, ему еще предстояло заехать за двумя девицами, кузинами графа, и по дороге захватить одну их подружку.

— Она по крайней мере хорошенькая? — полюбопытствовал он, когда карета, миновав широкую лесную просеку, подъезжала к окаймленному каштанами и вязами приземистому, сельского типа домику с черепичной крышей.

— Премилая, — услышал он в ответ. — К несчастью для вас, она уже помолвлена, — лукаво заметила Марианна, одна из его спутниц, одетая, как и ее кузина Кэтхен, по последней моде, — обе нежные, свежие и беспечные.

Ответить он не успел, так как карета остановилась и надо было помочь дамам выйти. Служанка, отворившая ворота, попросила обождать: мадемуазель Лотхен через минуту будет готова. Гете огляделся. Просторный двор, дом основательный, крепкий. Три пологих ступеньки вели на крыльцо. Из-за приоткрытой застекленной двери доносились крики детей. Заглянув в прихожую, Гете увидел навсегда запомнившуюся ему картину, которую он доподлинно увековечит в следующих словах: «В прихожей шестеро детей от одиннадцати до двух лет окружали стройную, среднего роста девушку в простеньком белом платье с розовыми бантами на груди и на рукавах. Она держала в руках каравай черного хлеба, отрезала окружавшим ее малышам по куску, сообразно их годам и аппетиту, и ласково оделяла каждого, и каждый протягивал ручонку и выкрикивал «спасибо» задолго до того, как хлеб был отрезан, а потом одни весело, вприпрыжку убегали со своим ужином, другие же, те, что посмирнее, тихонько шли к воротам посмотреть на чужих людей и на карету, в которой уедет их Лотта».

Эта картина домашнего уюта, представшая перед ним во всей своей трогательной простоте, заворожила Гете, застывшего на пороге. Но особенно его поразил легкий, изящный облик, голос, движения молодой девушки, которую дети называли Лоттой. Он сразу угадал в ней чистую, здоровую натуру и проистекающую отсюда жизнерадостную энергию. Видно было, что она скромна, непритязательна и создана не для того, чтобы внушать отчаянные страсти, но чтобы привлекать к себе все сердца. Свежим, радостным воздухом веяло вблизи нее. Словом, Лотта была наделена качествами, которые, как признается Гете в своей автобиографии, всегда его прельщали, и он льнул к тем, кто ими обладал. К числу ее достоинств следовало отнести и то, что она после смерти матери энергично возглавила многочисленную семью, воспитывала шестерых младших братьев и сестер, являясь единственной поддержкой отца в его вдовстве.

Когда карета подъехала к бальному павильону в Вольпертс-хаузене, Гете был, по его словам, точно во сне. Замечтавшись, убаюканный вечерним сумраком и близостью очаровательной спутницы, он не слышал музыки, гремевшей сверху, из освещенной залы. Но и там, оказавшись в свете сверкающих люстр, ему казалось, что все это происходит во сне. Ничего не видя вокруг, он, точно вихрь, вальсировал, держа в своих объятиях прелестнейшую девушку. Ее лицо, устремленное к нему, нежная улыбка, блуждающая на губах, аромат ее прекрасных золотистых волос, блеск голубых глаз, откровенно выражавших искреннейшее, невинное удовольствие, — все опьяняло и завораживало.

За окном над долиной раскатисто гремел гром, но он не слышал сердитого ворчания, как не обращал внимания и на свою шпагу, немного мешавшую ему в танце. И правда, Шарлотта Буфф, таково было полное имя его обворожительной партнерши, по общему мнению, была в тот вечер великолепна. Мужчины с восхищением следили за любительницей танцев, которую так красило воздушное белое платье с розовыми бантами, и завидовали ее кавалеру. Увы, не ему, Гете, оказавшемуся лишь временным партнером юной красавицы, а тому, в чей дом ей предстояло вскоре войти, став женой Иоганна Кристиана Кестнера.

* * *

За две недели, что Гете прожил в Вецларе, он, казалось, проник во все секреты маленького городка. Знал он и прозвище, которым вецларское общество наградило господина советника Кестнера, — «жених». Но то, что именно этот тридцатилетний чиновник, первый секретарь при посольстве Ганновера, является женихом Шарлотты Буфф, — это было для него неожиданностью. Только теперь он вспомнил слова, брошенные одной из кузин в карете, которым не придал тогда никакого значения, о том, что Лотта помолвлена. Впрочем, официально помолвка еще не состоялась и молодой Кестнер еще не попросил у судьи Буффа руки его дочери, но никто в Вецларе на этот счет не заблуждался: через полгода-год Шарлотту станут называть госпожой Кестнер.