Тайна Иппокрены - [10]

К нему подсылали псевдоконстеблей с лжеприказами об аресте, распространяли слухи о том, что он-де вновь заключен в тюрьму, газеты конкурентов не скупились на ложную информацию (особенно старались журналисты Дайер и Ридпат), оповещая о скорой расправе над их заклятым врагом. «Беги, спасай жизнь, — советовали ему в одной песенке, — старый кабан гонится за тобой по пятам».

И все же возникает вопрос: неужели все эти угрозы и покушения были вызваны одними лишь газетными выступлениями Дефо? Только ли за острое перо его преследовали и травили? Или, возможно, существовали еще и иные причины? И здесь мы подходим к загадке Дефо, о которой говорилось выше.

* * *

В пасмурный осенний день к гостинице «Ангел» подъехал наемный экипаж. Дверца отворилась, и показалась конической формы шляпа, затем нога, обтянутая шелковым чулком, в башмаке с пряжкой и высоким каблуком, наконец, туловище в длинном плаще. Пассажир, стараясь не испортить туалет, а главное, не сбить пышный, завитой буклями парик, осторожно выбрался на тротуар. Пока кучер и слуга сгружали дорожный саквояж, незнакомец направился к стоявшей у ворот гостиницы громоздкой пассажирской карете, уже запряженной и, по всему было видно, готовой к отъезду. Трижды в неделю карета отправлялась отсюда по главному Северному тракту. Из этого можно было заключить, что только что прибывший джентльмен собирался совершить далекое путешествие.

— Мистер Голдсмит, — обратился к нему хозяин гостиницы, наблюдавший за посадкой, — покорнейше прошу вашу милость садиться, сейчас тронетесь.

Степенный господин, которого назвали мистером Голдсмитом, подобрав полы двустороннего суконного плаща, занял свое место. По внешнему виду и наряду — под плащом виднелся темно-коричневый бархатный кафтан, надетый поверх камзола почти того же цвета, в колер, — это был средней руки торговец из Сити, отправлявшийся по коммерческим делам в провинцию. Так он и значился в списке пассажиров — Александр Голдсмит, коммерсант.

В действительности же под этим именем отправлялся в путь не кто иной, как Даниель Дефо. Но что заставило его скрыться под вымышленным именем? Поспешное бегство от кредиторов или угроза тюрьмы за новый памфлет? Ни то и ни другое. Он ехал по делам государственной важности. Причем за последние два-три года ему не впервые приходилось совершать путешествия под разными именами. Эти вояжи стали для него вроде службы. И каждый раз, принимая новое обличье, он исполнял роль с истинно актерским мастерством, ибо был по натуре лицедеем. Ему ничего не стоило войти в образ, который предстояло сыграть. Свойство это, или, вернее, особый дар, он использует и при создании литературных героев, легко перевоплощаясь в своих персонажей. Он с величайшим наслаждением перевоплощался в изображаемые существа, невольно перенимая у своих героев голос, походку, манеры и привычки. Словом, Дефо, как подлинный художник, заключал в себе тысячи жизней, становясь королем или нищим, негодяем или святым.

Так под разными масками Дефо колесил по дорогам страны, неожиданно появляясь то на востоке, то в западных графствах и даже на севере, в Шотландии. В пассажирских каретах, наемных экипажах, верхом на собственной лошади проделал немало сотен миль. Что ж, он любил движение, можно сказать, испытывал в нем потребность. Любил большие торговые города, многошумные ярмарки, дорожные тракты с почтовыми и пассажирскими каретами и судоходные реки с гружеными баржами. Простор равнинных путей он предпочитал горным тропам, как и сухопутные путешествия — морским. На ровной земле, казалось ему, он стоял увереннее.

Погружаясь в толчею, смешиваясь с ней, он всякий раз испытывал иллюзию принадлежности к обширному миру людей и горько разочаровывался, оказываясь одиноким в сутолоке людей и дел. В сущности таковы и его герои — в гуще толпы они всегда остаются одинокими, как Робинзон, оказавшийся в Лондоне, посреди величайшего скопления людей и испытывающий здесь большее одиночество, чем на пустынном острове.

Однако какую же службу выполнял Дефо во время своих столь довольно частых и столь таинственных вояжей?

Вспомним, что освобождение из тюрьмы стоило Дефо кое-каких обещаний. В тот момент, когда его судьба зависела от того, будет ли он покладистым или проявит глупое упрямство, он мог, как говорится, на радости пообещать и согласиться на что угодно, лишь бы вырваться из тюрьмы. Но на воле от него очень скоро потребовали исполнения обещанного.

Лидер партии тори Роберт Харли, новоявленный его благодетель и крупный политический игрок, не намерен был оставлять векселя неоплаченными. Да и сам Дефо прекрасно понимал, что в политике, как и в торговом мире, утратить кредитоспособность означало потерять все. И напрасно Дефо тогда сгоряча сам себе поклялся навсегда порвать с политическими махинациями. Тайный союз, заключенный с Харли, хотел он того или нет, возвращал его в сферу интриг и заговоров, в сферу беспринципной борьбы одинаково продажных партий — тори и вигов.

Теперь Дефо думал только о том, как лучше всего оправдать доверие и надежды своего освободителя Роберта Харли — тогдашнего спикера палаты общин, а в будущем графа Оксфордского.