Тайна Игоря Талькова. «На растерзание вандалам» - [34]
Строго говоря, при первом знакомстве со сценарием Игорь – к тому времени уже кумир миллионов – был обескуражен тем, что ему предлагали сыграть отрицательного героя. По словам Николая Стамбулы, пришлось приложить немало усилий, чтобы рассеять сомнения и вызвать в артисте готовность к сотворчеству. Замысел же заключался в том, чтобы главарь банды предстал на экране не примитивным моральным уродом, а во всем опасно-блистательном великолепии Люциферова слуги, сеющего ложь, предательство, братоубийственные войны, и все это с завораживающим артистизмом и абсолютно неотразимым обаянием… По убеждению режиссера фильма, изобразить такое существо мог лишь равный по силе и таланту, но как бы противоположного знака человек, содержащий в себе достаточный этический противовес. У него было немало знакомых, обладающих способностью делать всякого рода прогнозы и предсказания. Возможно, кто-то из них даже рекомендовал воздержаться от участия в съемках фильма. Тальков их не послушал…
Есть актеры (немного, а все же есть), которые наотрез отказываются играть роль, если персонажа ждет гибель. Предпочитают не привлекать к себе лишний раз, так сказать, взор смерти. И никто их за это не осуждает.
Через несколько месяцев после убийства Талькова киносценарий под названием «Операция «Люцифер» уже был готов к постановке. Сюжет фильма возник сам собой в те три дня после выстрелов в Петербурге, когда мучительное ощущение причастности к этим выстрелам выключило режиссера из реальности. Сюжет и возник как выход из оцепенения. Он был прост и необъясним. Будто бы снимается некий фильм и вдруг… актера, играющего главную роль, убивают. Киногруппа решает посвятить этот фильм погибшему, но как закончить фильм без него? Ищут дублера. И находят – очень похожего человека. В память об актере хотят снять эпизод, в котором будет воспроизведена картина гибели. Тщательно готовятся, восстанавливают подробности реального события. Начинают снимать – и… Вместо пиротехнических выстрелов на съемочной площадке разряжается боевое оружие. Тело дублера вспарывается самыми что ни на есть боевыми пулями, выпущенными рукой товарища, которого направил к этому путем фальсификации и подлога все тот же вечно анонимный «Некто». «Люцифер – отец лжи» – записано в дневниках Талькова… Когда уже шли съемки, кто-то из кинокритиков обратил внимание на то, что в триаде («За последней чертой», реальное убийство и «Операция «Люцифер») есть принцип зеркальности, где точка преломления – смерть Талькова. По обеим временным сторонам – за год «до» и через год «после» – расположены две смерти двух кинообразов. Видимо, по какому-то великому закону равновесия, сколько одолжено иллюзорным миром экрана, столько и возвращено.
Ирина Тищенко[72]»
Как охарактеризовать происшедшее? Действительно, как мистическое событие, как явное, почти не скрываемое вмешательство Князя тьмы в события нашей жизни?
Для меня несомненно, что оный князь и впрямь причастен и к той, и к другой смерти. Но в то, что он зарядил оружие, принесенное на съемочную площадку, я не верю. Равно как и в то, что бес лично стрелял в Талькова. Не будет он сам трудиться! Для этого у него достаточно помощников, и они всегда к его услугам.
Можно спросить: а для чего бесу было устраивать трагическую гибель никому не известного артиста, просто похожего внешне на уже убитого Игоря Талькова? Ну, тут все просто. И, скорее всего, бесу уже не нужно было никому ничего подсказывать. Раз снимают фильм, значит, в очередной раз пытаются разобраться в происшедшем, пытаются найти причины трагедии. Конечно, фильм ответа на вопрос: «кто убил?» не даст. Но побудит кого-то еще задаться этим вопросом. И, возможно, это или эти «кто-то» в конце концов выйдут на таинственный след реальных, земных исполнителей люциферовой воли. А раз так, то нет ничего проще и надежнее, чем внушить всем прикасающимся к этой теме мистический страх. Все мы в той или иной степени боимся «проклятых мест», наложенных кем-то заклятий, роковых совпадений. И вряд ли кто-нибудь, узнав о страшном завершении съемок «Операции Люцифер», захочет снимать что-то подобное, а соответственно, мало у кого явится желание копаться в загадочной истории гибели Талькова.
Возможно, все гораздо сложнее. А возможно, и проще. Кто знает?
Бесспорно одно: в жизни и в смерти Игоря Талькова присутствовала роковая мистика. Быть может, он создал ее сам, поверив однажды, что над ним тяготеет рок. Истории известно немало таких случаев. Мы уже никогда не узнаем, так это или нет. В августе 1990 года оборвалась жизнь другого знаменитого барда Виктора Цоя. Он тоже был кумиром молодежи, у него тоже была не только прижизненная, но и очень длительная посмертная слава: многие юноши и девушки, особенно в подростковом возрасте, становились «киноманами» (от название рок-группы Виктора Цоя «Кино»), уже когда певца не было в живых.
Сложно сравнивать творчество Цоя с творчеством Игоря Талькова. Они работали в разных амплуа, Цой был куда ближе к традиционному року, куда дальше от чистой «социальщины», от политического направления, к которому, что ни говори, тяготел Тальков. Объединяет их открытое протестное звучание музыки, откровенно «не советские» тексты песен, яркое, проникнутое болью восприятие действительности.
Роман посвящен жизни и творчеству Огюста Монферрана (1786–1858), одного из крупнейших архитекторов XIX в., создателя Александровской колонны, Исаакиевского собора и многих других архитектурных сооружений.Роман Ирины Александровны Измайловой рассчитан на широкий круг читателей, но в особенности будет полезен тем, кто интересуется историей русского искусства и культуры в целом.Для широкого круга читателей.Издание осуществлено за счет средств автора.
На фоне реальных исторических событий, знакомых нам лишь по древнегреческой мифологии, разворачивается действие этого фантастического остросюжетного романа. Автор превращает мифологических героев в живых реальных людей с реальными характерами, но дает им несколько иную судьбу, чем неведомые нам создатели древнегреческих мифов. Из существующих вариантов известного предания о Троянской войне, на основе которых было создано множество литературных произведений, гомеровская «Илиада» была более гениальной, чем остальные, но не более верной исторической правде, которой мы попросту не знаем...
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.
Исаакиевский собор – одно из самых удивительных зданий в мире. Его строительство растянулось на сорок лет (с 1818 по 1858 год). За это время Российскую империю потрясали бунты, стихийные бедствия и эпидемии, однако ценой многих жертв и вопреки тяжелейшим испытаниям главный Собор страны был построен и освящен. Роман Ирины Измайловой в увлекательной форме рассказывает подробную историю строительства Исаакиевского собора, а также биографию его гениального зодчего Огюста де Монферрана, чья жизнь, полная невероятных приключений, может затмить лучшие страницы книг Александра Дюма.
Конец XII века. Ричард Львиное Сердце не вернулся из Крестового похода. В отсутствие короля «старая добрая Англия» превращается в ад – осмелевшие от безнаказанности феодалы грабят и рвут страну на части, простонародье ропщет под гнетом двойных налогов, в лесах и на дорогах хозяйничают разбойничьи шайки, и повсюду гремит имя Робин Гуда, который слывет «благородным разбойником» и защитником угнетенных. Но что за польза народу от его «подвигов», расшатывающих и без того слабую власть и ввергающих страну в кровавую смуту? Станет ли простолюдинам легче, если вся Англия превратится в выжженную мятежами пустыню? Кто в состоянии обуздать бандитскую вольницу и спасти королевство от гибели? Лишь один человек – благородный сэр Эдвин, шериф Ноттингемский…Неожиданный взгляд на судьбу и деяния легендарного разбойника! Шокирующее переосмысление классического сюжета! Именно так Ридли Скотт (режиссер «Гладиатора» и «Царства небесного») задумал снимать свой блокбастер «Робин Гуд», премьера которого стала главным кинособытием года!
В руки молодого историка случайно попадают неизвестные древнегреческие свитки. Занявшись их переводом, ученый внезапно понимает, что стал обладателем уникального сокровища — записок современника или даже участника событий, известных ныне как Троянская война.И первая же рукопись раскрыла перед ученым историю самого известного из героев–гроянцев — Ахилла, историю, разительно не похожую на описанную в мифах. Сын мирмидонского царя Мелся с раннею детства был отдан на воспитание отшельнику и мудрецу Хирону и познал не только искусство боя, но и врачевания.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.
Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Здесь Бог с дьяволом борется, и поле битвы – сердца людей», – эти слова Достоевского имеют отношение и к его собственной судьбе. Не секрет, что в личной жизни Федор Михайлович не был ни ангелом, ни монахом, а его тайные пристрастия зачастую перерастали в пороки и наваждения. Игромания и эротизм, одержимость рулеткой и роковыми женщинами, обостренная чувственность, доходящая до сластолюбия, мучительная любовь-ненависть на грани самоистязания – всё это выплескивалось на страницы его великих романов. Что позволяло ему не просто исследовать извращенное сознание убийц, маньяков, террористов, а буквально выворачивать их наизнанку, с потрясающей достоверностью описывая этих бесов в человеческом обличье, всех этих верховенских и смердяковых? Правда ли, что таким образом он сублимировал собственные болезненные фантазии и греховные позывы? Какую роль в его творчестве и интимной жизни сыграла тяжелейшая психическая травма, нанесенная смертным приговором, который был отменен буквально в последнюю минуту, уже на эшафоте, и многолетней каторгой? И не являлись ли его «безумства страстей» и «постыдные желания» клиническими симптомами?.