Тайна Иерихонской розы - [48]

Я смотрела на свое отражение в зеркале и чувствовала холодную ненависть Джона ко мне, как будто он тоже был там. Раньше у меня была его любовь, теперь у меня осталось только его презрение и ненависть. Эта мысль совсем лишила меня сил. Я перестала думать, просто снова, дрожа, села на кровать.

Я ничего не делала, просто сидела, бессмысленно глядя на коричневые занавески, раздуваемые легким ветром. Взлетят — упадут, взлетят — упадут… Это движение еще больше внушало мне нежелание двигаться, и во мне росло странное нереальное чувство, что где-то я уже это видела. Занавески взлетали и падали… Я, вздрогнув, отвела глаза. Неужели я схожу с ума?

Я закрыла глаза и, открыв их через несколько минут, увидела листок бумаги под дверью. Я автоматически встала и подобрала его, думая в тот же момент, что человек, который хотел убить меня, который уже причинил мне столько вреда, только что был у моей двери, с той стороны. Если бы я только знала! Я бы осмелилась посмотреть ей в глаза и нашла какой-нибудь способ заставить ее признаться. Я удивлялась: неужели она получала удовольствие, мучая меня? Когда я найду следующую записку?

Я быстро прочитала записку, больше не пугаясь: во мне была только злость и чувство несправедливости.

«ПОЙДЕМ, ЖАКМИНО. СМЕРТЬ ЖДЕТ НАС».

Опять Жакмино!

Миссис Беатрис очень бы расстроилась, если бы узнала, что ее дурацкие записки и это имя больше не тревожили меня. Меня волновал только ее мотив. Вдруг это имя — Жакмино — показалось мне очень знакомым. Но тут же это чувство пропало. Интересно, смогла бы я получить ответ прямо здесь и сейчас, если бы только постаралась и подумала? Должна же быть какая-то причина, по которой она называет меня Жакмино. Нужно было выяснить значение этого слова.

ГЛАВА 15

То, что я подумала о Клэппи, было очень логично. Я не могла спросить об этом никого из членов семьи, они уже все заявили, что ничего не знают. А Клэипи ко мне не так плохо относится, и она здесь достаточно долго живет.

Я решила, что нужно спуститься и поговорить с ней. Я встала, достала платье, даже не обратив внимания на его цвет, надела его и разгладила складки. Я боялась снова встретиться с Джоном в его ярости и испытала чувство облегчения при мысли, что мне не надо будет с ним встречаться. Изнемогая от голода, я наложила на лицо чуть-чуть рисовой пудры, взяла последнюю записку и уже собиралась открыть дверь, когда вошла Полли.

Она слабо мне улыбнулась.

— Мисс Гэби, это все так ужасно. Я знаю, что вы не могли сделать такую вещь. И как только все могут так думать?

Я ничего не ответила, и она продолжала, прибираясь и решительно собирая одежду.

— Хотела бы я отсюда уйти. Не припоминаю, чтобы мистер Джон был так зол раньше. Он просто взбесился. Как раненый медведь.

Я осторожно поставила чашку.

— Это просто слепой гнев, Полли, не забывай, — мой голос звучал так же беспомощно, как я себя чувствовала. — Его сын может умереть.

— Это правда, мисс, но когда я заходила к нему утром, мне показалось, ему немножко получше.

— Надеюсь. Доктор Брауни уже приехал?

— Он попил у Клэппи кофе с булочкой минут двадцать назад. Он о вас спрашивал, и Клэппи ему сказала, что вы еще спите, — она собралась уходить. — Да, чуть не забыла. Миссис Мария хочет, чтобы вы спустились в дальнюю гостиную как можно скорее, — она тихо прикрыла за собой дверь.

Что еще теперь? Я отодвинула поднос; у меня пропал аппетит. Сначала мне нужно будет с ней поговорить. Неужели меня снова будут отчитывать? Не думаю, что вынесу это еще один раз.

Я сунула записку, которую хотела показать Клэппи, в рукав и спустилась вниз. Холл был тихим и пустым; я шла осторожно, стараясь не шуметь. Проходя мимо библиотеки, я краем глаза заметила Джона, и мое сердце пронзила острая боль; мне так нужна была его прежняя любовь!

Я остановилась у дверей гостиной.

— Присядьте, мисс Гэби, — миссис Мария выглядела холодной и задумчивой в своем серебристо-сером платье. Ее обычный кремовый цвет лица принял нездоровый оттенок, а живые глаза чуть-чуть припухли.

— Это было очень тяжелое время для нас, но мы наконец-то можем с облегчением вздохнуть: Пити будет жить. Хотя, конечно, ребенок некоторое время будет в тяжелом состоянии.

— Я рада, что он поправится.

— Да, конечно, — она отмела мои слова, абсолютно уверенная в том, что это просто вежливость. — Но я не за этим вас сюда позвала. Я буду честной и скажу, что вы меня очень разочаровали. Я могу только с большим усилием говорить с вами вежливо, не столько из-за своего разочарования — это не так уж важно. Но то, что вы сделали моему сыну — я не могу простить. Даже после смерти Лаурин в нем не было столько горечи, сколько сейчас. Послушайте, я не понимаю таких женщин, как вы, мисс Гэби. И никогда не пойму, — ее губы дрожали.

— Миссис Мария, я ничего не давала Пити. Вы говорите, что видели меня, и мне кажется, вы уверены в своих словах. Но я пытаюсь объяснить вам: это была не я! Вы видели кого-то другого.

Она посмотрела на меня, слегка скривив губы. Вдруг, как ни странно — наверное, от того, что ее любовь к сыну была очевидна — мне показалось, что она была бы рада, если бы я это доказала.